Что такое антисистема в ссср. Философия антисистем: опыт приложения теории этногенеза

Антисистема — категория новая в гуманитарном знании. Понятие антисистемы предложил Лев Гумилев. Он уделил много внимания этому историческому явлению. Ему посвящена заключительная глава основного трактата Гумилева «Этногенез и биосфера Земли», значительная часть главы «Этногенез и культурогенез» работы «География этноса в исторический период».

В своих работах по русской истории Гумилев тоже обращал внимание на антисистемные явления. По сути дела, антисистема принадлежит не этнологии, а культурологии, истории культуры. Но Гумилева это заинтересовало, он подробно и убедительно описал — хотя и не определил — эти структуры, разрушительные для этноса. Ибо антисистемы — структуры, способствующие сокращению жизни этноса, а следовательно, разрушительные для общества и могут рассматриваться в обеих областях исторического знания.

Нам представляется важным внесение категории «антисистема» в область политической истории, социологии, политологии. Возможно, это важная категория и для ряда областей географической науки.

Весьма интересно — и к этому мы еще вернемся, — что Гумилев не дал дефиниции антисистем. Но называл их и призраками систем, и системами, стремящимися сменить мироощущение на обратное, сменить знак стереотипа поведения данного этноса или его части, субэтноса, социальной страты. Лев Гумилев убедительно отмечает ряд характеристических черт антисистем. Антисистемы отличаются негативным мировосприятием и, как следствие этого, стремятся к разрушению мироздания. Таким образом, пафос антисистемы — самоубийство.

Эта тенденция универсальна, и из нее проистекает печальный вывод о невозможности полемики с антисистемой. Любой наш аргумент будет незамедлительно присвоен и предложен нам уже как аргумент антисистемы. Исключительное удобство разрешенности лжи!

Наконец — и это особенно важно при рассмотрении русской культуры, — если антисистема, захватывающая большинство населения небольшой страны или большинство членов некоторой замкнутой группы, стремительно подталкивает их к самоубийству, то совершенно иная ситуация наблюдается, когда представители антисистемы захватывают власть в некотором регионе, большинство населения которого не включено в антисистему. Тогда антисистема меняет знак. Прекращая саморазрушение, она порождает в обществе более или менее деспотический режим, в котором представители антисистемы образуют элиту. Этот режим не разрушает сам социум, ибо социум рассматривается представителями элиты только как некое средство их собственного антисистемного благоденствия, как рабочая скотина. Подобные, сменившие знак, антисистемы могут жить долго, отказавшись от основного принципа антисистемы — отвержения мироздания. Однако, потерпев политическое поражение и потеряв место «элиты», подобная антисистема снова меняет знак, ибо законсервированный характер не меняет ее сущности: потеряв власть, перестав быть «элитой», антисистема снова становится антисистемой, снова подталкивает этнос к саморазрушению.

Существуют два вопроса, поставленные Львом Гумилевым и, как нам представляется, весьма далекие от разрешения. Так, ученый сблизил понятие антисистемы и химеры, ложноэтнической общности попыткой искусственно, политически или шире, социально-культурными средствами, сформировать этнос. Гумилев приводит в разных своих работах множество примеров химер и достаточно убедительно показывает неизбежность их распада. Но вот насколько антисистема — порождение химеры (а ученый все более склонялся к этой точке зрения), нам, думается, судить прежде-временно.

Антисистемы, как видно из работ других авторов, могут рассматриваться уже в древнейшей части документальной истории человечества, на материалах IV-III тысячелетий до нашей эры. В эти эпохи сама чрезвычайная разреженность населения делала сомнительной попытку химеризации. Химеры недолговечны, в то время как срок жизни антисистем может исчисляться многими столетиями, а может быть, и тысячелетиями. Попытка химеризации подразумевает значительность межэтнических контактов. Антисистемы тоже часто возникают в зоне межэтнического контакта, особенно синкретические антисистемы. Но пока невозможно доказать, что антисистемы всегда рождаются только в зоне контакта. Категория «химеры» принадлежит этнологии, без сомнения. Категория антисистемы скорее принадлежит культурологии. Оба эти явления, несомненно, деструктивны для этноса и для социума, однако химеры распадаются самостоятельно от внутренней деструктивности. Можно предполагать, что антисистемы самостоятельно не распадаются никогда. Все исчезнувшие антисистемы подвергались истреблению.

Таким образом, преждевременно считать антисистему порождением химеры, или, осторожнее, процесса химеризации, а вот антисистема действительно может стремиться породить химеру, что прекрасно иллюстрирует история России. Действующая в революции антисистема или группа антисистемы, придя к власти, предприняла попытку тотальной химеризации, создания ложноэтнической общности «советский народ». То, что химеризация не удалась, может считаться большой удачей русского общества, но тем не менее такая попытка имела место.

Еще один вопрос, порожденный гумилевской разработкой антисистем, возможно, и не может быть разрешен средствами исторической науки. В самом деле, совершенно не ясно, каким образом антисистемы могут консервироваться, в течение длительного времени сохраняться в скрытом, «эмбриональном» состоянии и затем воспроизводиться. Манихейская антисистема прекращает свое существование, во всяком случае не упоминается в исторических источниках, уже в VI веке, а в X веке антисистемы манихейского корня распространяются по всем культурам средиземноморского ареала. Где хранилось учение манихеев в продолжении трех-четырех столетий и в каких формах, нам неизвестно, но философы, историки, практические деятели Средневековья не ошибались, именуя павликиан и богомилов, катаров и альбигойцев манихеями. Повторим еще раз, что, возможно, эта проблема неразрешима. Если антисистема в неблагоприятных условиях обладает способностью сжиматься до размеров небольшого кружка, никакие исторические источники не донесут до нас этой информации. Как ненавидели мироздание, как убеждали самих себя и немногих приближенных адептов в допустимости и праведности лжи, на каких кухнях злобствовали, глядя на окружающий мир, те, кто сохранял антисистему на протяжении многих поколений, мы можем только гадать, строить фантазии, но наши гипотезы не будут научными, ибо невозможно существование источников, на которые эта гипотеза бы опиралась.

Именно эта способность антисистем как бы исчезать, а затем реконструироваться, более всего подталкивает нас к скептическому отношению к самой гумилевской теории. А быть может, антисистема есть нечто чисто умозрительное? Может, подобным образом было удобно провести обобщение одному Гумилеву? Нам представляется, что, хотя термин «антисистема» — недавний, хотя источники именуют их по-разному: антисистемы оказываются ересями, группами революционеров, интеллектуальными клубами,- тем не менее Гумилев был прав, и общие черты антисистемы мы можем достаточно убедительно проследить. Люди не знали категории антисистем, и тем не менее отдельные религиозные и философские конструкции в разные эпохи, сталкиваясь с разными культурами и социальными системами, вызывали отчаянное и агрессивное сопротивление окружающего мира. Сассанидский Иран был исключительно веротерпим. В нем, кроме зорастрийцев, уживались представители разных религиозных систем, а христиан начали принимать раньше, чем терпимость к ним проявил Императорский Рим. И тем не менее манихеи подвергались истреблению. Римский мир был иным и лежал в рамках иной великой культуры, античной, и тоже стремился к истреблению манихеев. Терпимость первоначального победоносного Халифата была достаточно высокой, правда, первые мусульмане старались обратить или уничтожить язычников, но и христиане, и иудеи, и зорастрийцы могли существовать в пре-делах Халифата вполне безбедно, уплачивая лишь незначительный дополнительный налог. В то же время зиндиков уничтожали, и даже существовала специальная должность инквизитора, чей пост назывался «палач зиндиков». Кстати, «зиндик» — от слова «зенд» — знание, калька с греческого «гностик». Но это практические представления самых разных народов. Мы можем привести длинную иерархию, в которой не последнее место займет практически поголовное истребление исмаилитов, подчинявшихся Старцу Горы, победоносными монголами.

Генетическое родство многих антисистем не было секретом и для многих самых образованных деятелей Античности и Средневековья. То, что академическая наука до относительно недавнего времени не выделяла антисистем, не удивительно. Слишком иррациональным оказывался предмет изучения. Но до поры. Появляются религиоведение, история культур, этнология. XX век отличается в лучшую сторону от предшествующих эпох существования академических университетских наук тем, что ни один предмет не может быть исключен из числа изучаемых. Кроме того, поразительные наблюдения делаются на стыках различных академических дисциплин, и, что уже совсем интересно, делаются не только учеными, а и художниками слова, и философами. Так происходит и с антисистемой. Гумилев начал изучение своих антисистем с периода эллинизма. Но мы теперь можем предложить рассмотрение их со значительно более удаленной исторической эпохи.

И все они описывали антисистемы

Рассматривая в своем трактате «Вечный человек» столкновение Рима и Карфагена, Гилберт Честертон, решительно принимая сторону Рима, дает Карфагену удивительную характеристику: город, государство, общество, которое верило, что зло всегда побеждает. Эмоциональная, ненаучная оценка? Однако если мы обратимся к статьям современного американского исследователя ханаанейской мифологии С. Гордона, то увидим, что эта система, из которой выросла и религиозная система Карфагена, именно такой и была, и основополагающие мифы Ханаана повествуют о преобладании Ваала над древним богом Элом. Но ведь Эл на семитических языках означает просто «Бог»! И таким образом, мифология Ханаана содержала определенный момент отвержения мироздания, негативного к нему отношения. Кстати, антисистемы часто полагают, что зло неизбежно побеждает. Сомневающийся в этих словах может обратить внимание на любые советские учебники истории. В них в каждую отдельную историческую эпоху побеждает зло — крестьянам всегда становится жить хуже и хуже, даже удивительно, как крестьянство ухитрилось просуществовать до XX века.

В известнейшем трактате «Социализм как явление мировой истории» Игорь Шафаревич рассмотрел уравнительные социалистические тенденции начиная с шумерских храмовых государств, то есть почти на протяжении пяти с половиной тысяч лет. Определенные примеры в работе Шафаревича могут считаться спорными. Так, спорна попытка применить категории социализма для рассмотрения истории Египта. Границы уравнительных тенденций в древнейшей китайской истории, безусловно, должны быть скорректированы. Китайский материал был воспринят автором некритически, но это ничего не меняет. Достаточно того, что социалистические тенденции просматриваются на протяжении тысячелетий, и они всегда в той или иной степени разрушительны. Стремятся к разрушению социального уклада, к его предельному упрощению, разрушению аристократии, религиозной общности, семьи, бюрократизации государства и бюрократизации жизни.

Таким образом, эти системы подпадают под определение антисистемы, данное Гумилевым. Является ли социализм антисистемой или социалистические черты присущи большинству антисистем — могут показать только специальные исследования вопроса. Во всяком случае, чрезвычайно важно, что трактат Шафаревича рассматривает историко-культурные явления, аналогичные соответствующим главам и статьям Гумилева, часто просто одни и те же. Шафаревич даже утверждал, что итог социализма, логический финал, к которому он должен прийти, — это массовое самоубийство. К самоуничтожению стремились типические антисистемы в силу своего негативного восприятия мироздания. Мы можем на недавних примерах отметить правоту подобного утверждения. К самоубийству этническому, тотальному самоубийству вела кхмерский этнос социалистическая система Пол Пота. Гайанская трагедия, чей масштаб был меньше (несколько сот человек), увенчалась на глазах ужаснувшегося человечества успешным групповым самоубийством. Если внимательно изучить замкнутые секты, которые практиковали групповое самоубийство на протяжении XX века, — а ряд примеров имеется, — возможно, удастся найти повторяющуюся социалистическую тенденцию, и, несомненно, рассматривая подобные секты, мы найдем во всех них антисистемный характер.

Обращение к мифологическим системам древности и древним культурам дало возможность обобщить антисистемные явления ряду величайших литераторов нашего столетия. Так, великий мистический поэт Даниил Андреев в своей «Розе Мира» усмотрел общее в разрушительных религиозно-философских системах и применил к ним термин «религии левой руки». По сути дела, он собрал под этим названием то, что у Гумилева названо «антисистемой». Интересно, что сделал это человек, предельно религиозно терпимый, сочинения которого прямо призывают к содружеству религиозных и культурных систем.

Выдающийся английский писатель Джон Рональд Толкин, чьи произведения посвящены активной борьбе со злом, неоднократно описал действие лжи во всей его разрушительности. Можно — как в «Сильмариллионе», так и во «Властелине колец» найти многие черты антисистем, однако в соответствии с жанром творчества, в вымышленной, сказочно-мифологизированной форме. Нам представляется, что особенно четко антисистема прослеживается в хронике «Падение Нуменора».

Многие работы ученых-религиоведов дают нам основание утверждать, что классические антисистемы, убежденные в примате зла, в примате деструкции в нашем мире, часто явно или скрыто стоящие на позициях негативного мировосприятия, никуда не исчезли и если не были заметны в XVIII — первой половине XIX веков, то зато сейчас, в наше время, их великое изобилие.

Антисистемами современности занимался видный американский ученый, православный иеромонах Серафим Роуз. Этому посвящена его работа «Православие и религии будущего». Автор рассматривает, как разрушительны синкретические секты и системы, то есть то, что образуется в религиозно-философской жизни в результате смешения нескольких религиозных учений с принципиально различными системами ценностей, в результате смешения несовместимого. Подобные смешения делаются всегда ценой насилия над системой, то есть ценой лжи. Ибо совершенно невозможно образовать непротиворечивую синкретическую структуру из идеалов, скажем, буддизма и христианства, потому что христиане — последовательные реалисты, а для достаточно глубокого буддиста мир реальный — это майя, иллюзия. Тем не менее такие секты появляются. Они всегда или часто являются антисистемами, они вносят деструкцию в данное общество, а следовательно, сокращают жизнь данного этноса. Богатейшую панораму синкретических антисистем теперь уже удобнее наблюдать не в Америке, а в России, где последовательно даже в поле зрения печати оказываются «Белое братство», «Богородичный центр» и еще более причудливые секты. Менее заметно, но постоянно действуют такие синкретические антисистемы, как секта американского корейца Муна, чья деятельность запрещена в ряде европейских стран.

Наш современник, незаурядный апологет и философ диакон Андрей Кураев в своих статьях описал еще несколько интересных особенностей антисистем нашего времени. Например, склонность, в силу разрешенности лжи, скрывать религиозные объединения под вывеской научных, научно-просветительских обществ.

Об антисистемных явлениях в академической среде и возможности сложения антисистем еще в 50-е годы писал замечательный английский писатель и апологет, друг Джона Толкина Клайв Льюис. Третья часть его космической трилогии, роман «Мерзейшая мощь», — блестящее и убедительное описание антисистемы современности. Миниатюра «Баламут произносит тост» Льюиса — это буквально сводка антисистемной методологии, особенно применительно к образовательным системам.

«Малый народ» — антисистема Нового времени

Все перечисленные авторы в основном касались классических гумилевских антисистем. Нам представляется, что антисистемы, по преимуществу обращенные ко злу, к небытию, негативно воспринимающие мир, человека в этом мире, антисистемы, стремящиеся освободить от оков мира своих адептов, более характерны для Древности и Средневековья. Антисистемные явления в Новое время проявляются иначе. Во-первых, антисистемы Нового времени, по крайней мере за пределами узкого круга высших посвященных, негативно ориентированы не на мироздание, а на творение человека, на культуру. Конкретную религиозную систему и порожденную ею великую культуру. Конкретную нацию и созданный ею национальный культурный вариант. Конкретное государство как порождение национальной культуры.

Подобным антисистемам тоже уже много веков. Возможно, первый европейский пример рассматривает французский историк Робер Амбелен в своей переведенной на русский язык книге «Драмы и секреты истории», в главе «Тайный внутренний круг Тамплиеров». После публикации книги Амбелена отпадают все сомнения в том, что тамплиеры образовывали своеобразную синкретическую секту-антисистему; что учение этого внутреннего круга состояло из противоречащих друг другу элементов различных религий; что амплиерство было разрушительно для западно-христианского мира и его культурных порождений — национальных и государственных образований. Эта старейшая неклассическая антисистема была физически уничтожена, как и антисистемы классические. Здесь мы можем подтвердить печальный вывод Гумилева: антисистема может быть только полностью уничтожена.

Само собой разумеется, люди далеко не всегда были готовы к столь крупному кровопролитию, как тотальное уничтожение адептов антисистемы. Весьма часто антисистемы вытеснялись за пределы страны, государства. В этом случае разрушительное действие антисистемы может сказаться значительно позднее, иногда через много столетий. Уместно отметить, что таким анклавом вытеснения антисистемы во времена высокого Средневековья была Босния. Разрушительный характер этого европейского захолустья сказался в наши дни.

Все же антисистема, целенаправленно разрушающая культуру, конкретную религиозную систему, конкретную национальную традицию, для Средневековья — редчайшее исключение. Ей открывает дорогу эпоха Возрождения, автономизировавшая ценности. Результатом этой автономизации явился отрыв этики от религиозного учения и, как прямая закономерность этого, отрыв политики, прикладной этики от собственно этической системы, от нравственности. Антиэтичность Возрождения и появление в эту эпоху многих кружков, поклонявшихся злу в более или менее открытой форме, рассмотрены крупнейшим русским философом второй половины XX в. Алексеем Лосевым в его «Эстетике Возрождения».

Но наиболее значительными такие системы становятся с XVIII века, с эпохи Просвещения. В Просвещении расцветают пышным цветом антисистемы, воспринимающие негативно часть мироздания, конкретную культуру, например региональную или национальную. Их идеологию легко наблюдать в таких сочинениях видных просветителей, как «Персидские письма» Шарля Луи Монтескье или «Гурон» Вольтера. Персонаж обладает уровнем цивилизации современных ему французов, говорит на безупречном французском, знает, как вести себя в обществе — и вместе с тем не понимает ничего из культурного комплекса данного общества, а потому воспринимает весь этот культурный комплекс как нелепый, безумный. Владеет техническим уровнем общества, но не воспринимает все то, что составляет его культурную традицию — монархию и преданность монарху, аристократию, Церковь, коммунальные демократические институты и тому подобное, вплоть до бытовых особенностей, бытовых отличий данного народа. Подобные «персы», подобные «индейцы» не встречались на Иранском нагорье или в долине Миссисипи, но зато они в изобилии выращивались в аристократических салонах, философских академиях и масонских ложах.

Рассматривая подобную антисистему, хотя и не зная еще этой категории, видный историк XX века Огюстен Кошен, занимавшийся историей Великой Французской революции, предложил категорию «малый народ». Этот термин неудачно переводится на русский язык, в котором «народ» — категория этническая. Вероятно, термин Кошена адекватнее по-русски звучит как «малое общество», так как это категория не этническая, даже не социальная, а чисто культурологическая. «Малое общество» — это группа людей с негативным мировосприятием, группа, принадлежащая по формальным признакам к данной культуре, но воспринимающая ее негативно, даже с ненавистью.

Интересно, что этот круг можно расширить, обратившись к истории английской революции. Там подобным негативным восприятием окружающей культуры отличались пуритане, английские кальвинисты, составившие ядро и наиболее разрушительную силу этой революции. Но пуритане достигли апогея своего могущества не в Англии, к счастью для английской культуры, а в Новом Свете, где они составили большинство и в силу этого утратили свой антисистемный характер. По принципу разрешенности лжи антисистема «малый народ» вовсе не обязательно должна негативно относиться к самой нации, к идее патриотизма. Французская революция, как известно, проходила под знаменем патриотизма. Вполне достаточно, чтобы вместо реально существующей Франции знаменем патриотов была вымышленная Франция. Чем более пламенно в этом случае адепт антисистемы, адепт будущей революции любит эту вымышленную Францию, тем более пламенно он ненавидит Францию реальную, со всеми ее нелепыми, с его точки зрения, традициями.

Нам думается, что подобные антисистемы и подобная антисистемность, ориентированная не на природный мир, не на установления, присущие большинству людей, скажем на семью, а негативно воспринимающие только конкретную национальную культуру, наиболее характерны вообще для Нового времени, вплоть до наших дней.

Господь долго хранил Русскую землю

В истории России мы встречаемся в основном с подобными антисистемами. До XV столетия история русской культуры не знает антисистем. Мощная культура домонгольской Руси, опиравшаяся к тому же на первоклассную цивилизацию, на исключительно высокий жизненный уровень для XI-XII веков, не восприняла антисистемного влияния, несмотря на высокий для той эпохи удельный вес городского населения (а город, несомненно, более удобная среда для возникновения антисистемы), несмотря на широчайшие международные контакты со всеми регионами, где существовали антисистемы. Ни от Византии, ни от балканских славян, ни с Запада, ни из мусульманского мира ничего деструктивного заимствовано не было.

В XIII — первой половине XV века новый этнос — русские, или великороссы, — переживает фазу подъема. Кроме высокого уровня внутриэтнической солидарности, обычного для подъемов, Русь слишком бедна для того, чтобы тратить время, силы, мыслительную энергию на отвлеченные построения. И только в конце XV века, накануне создания Российского государства, появляется первая антисистема в виде так называемой «ереси жидовствующих». Это антисистема Нового времени. Она представляла собой, во-первых, вполне организованный кружок, точнее — ряд кружков довольно высокого среднего уровня образованности, что справедливо позволило Дмитрию Лихачеву считать ее типичной для интеллектуальных ренессансных кружков. Она была синкретична: название ее, родившееся в ту эпоху, более чем условно. Единственно, что и было иудейского в этих группах, — это активное использование талмудической критики Нового Завета. Эти кружки активно прибегали ко всем достижениям оккультизма своего богатого колдовскими увлечениями времени. Они были скептичны, особенно по отношению к своему миру, к своей культуре. И несомненно, претендовали на то, чтобы подчинить своему влиянию все интеллектуальное ядро, достаточно незначительное в России XV столетия.

Принцип «разрешенности лжи» прослеживается в этой ранней антисистеме убедительно. Первый новгородский кружок был, после нескольких лет существования, обнаружен энергичным архиепископом Геннадием. Участники кружка незамедлительно принесли полное, и, вероятно, внешне выглядевшее необычайно искренним, покаяние и, покаявшись, приобрели свободу от ответственности: архиепископ Геннадий про разрешенность лжи еще ничего не знал. Это дало возможность новгородскому кружку основать московский и некоторые провинциальные. Но есть и другое применение принципа «разрешенности лжи». Московские еретики активно прибегали к подлогу в пропагандных целях. Так, от них сохранилась и описана историками Казаковой и Лурье Псалтырь, которая по своей структуре, внешним показателям и начальным страницам действительно представляла собой образцовую славянскую Псалтырь своей эпохи. Но по мере углубления в эту книгу вы видите, как псалмы заменяются специфическими текстами, выработанными внутри антисистемы. Таким образом, грамотный, но малообразованный человек читал то, что было необходимо пропагандисту, искренно при этом по-лагая, что читает Псалтырь.

Интересна аналогия с антисистемой XX века. Автору этих строк довелось видеть в частном собрании в Москве солдатский молитвослов времен Первой мировой войны без даты и места издания. Это действительно молитвенник, и начинается он, как все православные молитвенники, утренними молитвами, молитвой Иисусовой, молитвой «Отче наш». Нас не удивило бы, если бы через несколько страниц в книжке оказалась бы политическая прокламация, — это нисколько не означало бы антисистемного момента, так всегда маскировали свои книги революционеры, те или иные пропагандисты. Если бы, скажем, на седьмой странице обнаружился текст типа «Россией управляет не правительство, а шайка разбойников во главе с венценосным атаманом Николаем II», — это не означало бы антисистемности документа. Вместо этого продолжаются молитвы. Однако каковы молитвы?.. Через одну, через две — это молитвы о том, чтобы Господь вразумил правителей прекратить братоубийственную войну. Легко представить себе, какое влияние это оказывало на действующую армию.

Однако вернемся к позднему Средневековью. На пороге Нового времени Россия встретилась с еще одной антисистемой, в отличие от ереси жидовствующих, не ввезенной, не импортированной, а разработанной с богатейшей фантазией на местном материале. Речь идет об опричнине.

Приоритет рассмотрения опричнины как антисистемы принадлежит Льву Гумилеву и Александру Панченко в их замечательном диалоге «Свеча бы не угасла». После трудов С. Веселовского, А. Зимина, Р. Скрынникова отпали все возможности рассмотрения опричнины строго в рамках социально-политической истории. Ни социально-экономической, ни социально-политической целесообразности, вообще никакой социальной основы у опричнины не было. Можно считать общим местом работ нашего времени справедливое рассмотрение опричнины как аппарата личной власти тирана. Это тем более легко принять, что Иван IV не только первый тиран в отечественной истории, но и тиран, мы бы сказали, классический, подходящий под все возможные определения тирана, начиная с античных авторов. Менее очевидно, что Иван IV был первым прослеживающимся в нашей истории западником. Это тоже было проанализировано тем же профессором Панченко в соавторстве с Л. Успенским. Но западничество Ивана — вопрос его личного вкуса. Общество и русская культура не были готовы вместить фактор западничества, а тиран не располагал механизмами, которые бы позволили ускорить этот процесс. Иное дело — антисистемность его изобретения. Опричнина была основана на принципе отречения опричников от собственной нации, сознательного и обязательного отречения от семьи. Опричнина подразумевала и отречение от собственного вероисповедания. Достаточно отметить обязательное участие опричника в пародировании монашеской жизни. Опричник, несомненно, готовился к исполнению своих задач в качестве человека, лишенного шансов на прощение. Опричнику не на что было надеяться в вечной жизни. А в XVI веке это было основой жизни любого человека, в том числе любого разбойника. Опричнику, таким образом, после всех отречений оставалось только служение злу. Это осознавалось окружающей опричника социальной средой. Не случайно пародирование названия «опричнина», «опричники» термином «кромешники». Слово «опричь» и означает «кроме». Но вместе с тем «кромешник» — прямо указывает на адский характер выполняемой миссии. «Тьма кромешная» — в славянском тексте Писания.

Весьма сомнительным показалось бы утверждение, что опричники стремились разорвать связи с материальным миром. Однако история опричнины и ее соучастников подтверждает, что все они и привели к гибели свою недолговечную антисистему и друг друга в отдельности. Можно считать последним опричником, который был социально уничтожен в результате несовместимости с нормальной жизнью страны и общества, Василия Шуйского — самого неудачного правителя в истории России.

Ереси жидовствующих, приходящейся на фазу этнического подъема, опричнине в начале акматической фазы, разумеется, не удалось увлечь в деструкцию большую часть русского общества своих эпох. Но историко-культурные последствия существования этих антисистем колоссальны, особенно если учесть ничтожное количество адептов первой антисистемы и относительно небольшое — второй. Речь идет о значительном снижении уровня социальной нравственности к концу XVI века, после двух волн антисистем в России. Тем не менее в XVII и XVIII веках, в эпоху сложения Российской империи, приобретения русской культурой имперского характера, превращения России в несомненный центр восточно-христианской культуры и цивилизации, мы можем наблюдать много интересных явлений, в том числе и парадоксальное сложение феномена «русского западничества», но антисистем мы не наблюдаем. Не наблюдаем до вступления ведущих этносов в фазу надлома.

Русская антисистема XIX века определенно формировалась по описанной Огюстеном Кошеном схеме «малого народа», или «малого социума». Она могла быть включена в те или иные организации или не организовываться. Она никогда не была по-настоящему социально структурированной. Хотя в огромной степени, как и любая антисистема, прогрессировала в маргинальных слоях. Она сложилась в необычайно выгодной для расцвета антисистемы ситуации.

Напомним, что фаза надлома резко снижает внутриэтническую солидарность. Снижает солидарность и внутри суперэтноса, внутри великой культуры. Напомним также, что антисистема могла использовать внутренний раскол этнического поля, тот российский парадокс, который был создан в XVIII веке распространением русского западничества.

Народолюбие, или Страсть к босяку

Антисистемные проявления не могут быть объяснены, если исходить только из категорий этнологических, из определения характерных черт фазы надлома как таковой. Антисистема не может быть объяснена западничеством, так как не все представители антисистемы ощущали себя западниками и уж тем более далеко не все западники были носителями антисистемного мышления. XIX век в России был необычайно удобен для распространения антисистемы. Пожалуй, антисистемное мировоззрение первым наилучшим образом описал Достоевский в строках о Герцене в Дневнике писателя за 1873 год. «К русскому народу они питали одно презрение, воображая и веруя в то же время, что любят его и желают ему всего лучшего. Они любили его отрицательно, воображая вместо него какой-то идеальный народ — каким бы должен быть, по их понятиям, русский народ. Этот идеальный народ невольно воплощался тогда у иных передовых представителей большинства в парижскую чернь девяносто третьего года».

Негативное отношение к России революционера или радикального реформатора само по себе не свидетельствует об антисистемности его взглядов. Целью революции может быть изменение социальной картины сохраняемого общества и сохраняемого этноса. И тогда революционное мировоззрение не антисистемно, а революционная организация не есть антисистема. Целью революции может быть коррекция или полная смена элиты данного социума. Это удобно для внедрения в социум антисистемы, но само по себе еще не антисистема. Однако мы видим в России не только негативное отношение к правительству и правящей элите, к сложившейся системе власти. Мы видим устойчиво негативное восприятие национальной традиции, национального уклада, стремление не видеть национальной аристократической традиции, национальной традиции демократической. Видим презрение к нации, то есть презрение к народу в сочетании с болезненно гипертрофированным требованием служения народу. При таком подходе служение народу превращается в служение плебсу. Не только Россия приобретает фантастические черты в умах радикалов, но и русский народ приобретает черты фантастические, черты социальных низов. Несложно видеть, что, когда некий реформатор, радикал рассматривает общество по низшему социальному срезу — это разрушительно для общества, а следовательно, и для этноса. Для этноса болезненна утрата национальной элиты, но это возможно преодолеть. Однако, в случае антисистемного подхода, который нам сейчас открывается, разрушению подвергается уже не элитарная среда, а средние слои общества, которые и являются несомненным фундаментом, опорой любого общества, следовательно, и любого этноса. Заметим здесь неслучайность того, что в интеллигентском сознании XIX века средних слоев в русском народе как бы и не существует. Зажиточный крестьянин, обширные слои ремесленников, складывающиеся с развитием промышленности круги высококвалифицированных рабочих, так называемая «рабочая аристократия», профессионально ориентированная нереволюционная интеллигенция, например инженеры, мелкие, в основном провинциальные чиновники, — всего этого как бы нет. Со времен античных мы встречаемся с двумя основными социальными значениями термина «народ», «демос», «пополо». Подход этнокультурный, при котором «демос» практически идентичен этносу: народ есть нация, и подход социально-стратификационный: если мы отсекаем от народа как самостоятельное целое элиту, аристократию, «всадничество», то неизбежно должны отсекать и низы, плебс, хлопство, пролетариат. Тогда народ — это среднее большинство гражданского общества и среднее большинство нации.

Легче всего увидеть реальность антисистемы XIX века в противопоставлении дворян народу, а во второй половине XIX века — интеллигенции народу. Эта точка зрения, не изжитая в нашем обществе и в нашей литературе до настоящего момента, — результат продолжительного действия антисистемы. Если дворянство или интеллигенция не часть народа, то тогда мы рассматриваем средние слои как часть плебса, отталкиваем базовую и процветающую чаcть общества к его нижнему полюсу. Одновременно, изолируя элитную, или считающуюся элитной, группу, мы придаем ей черты опричнины, группы, пребывающей вне социума и вне нации.

Замечательную иллюстрацию антисистемного мышления подобного рода наблюдала Е. Кириченко, один из крупнейших отечественных историков архитектуры. Она отмечает, что постройки архитектора Константина Тона, и прежде всего его Храм Христа Спасителя в Москве, воспринимались полярно. Высшей бюрократией и радикальными кругами — как символ бюрократической империи, а всем остальным обществом — как олицетворение национальной православной культуры. Антисистема в России не располагалась только в революционных кругах: они были в любой момент времени малочисленны. Но антисистема вольготно располагалась среди интеллигенции, особенно маргинальной, — а мы отмечали, что большая часть российской интеллигенции в XIX веке была маргинальна, — и в кругах бюрократических. Ведь чиновники тоже в значительной степени были маргинальны, и не только потому, что существовало более чем значительное количество низших чиновников разночинного происхождения, а и потому, что в бюрократической системе происходит естественный отрыв ее членов от нормальных аристократических или демократических традиций как воспитания, так и существования. Бюрократизированность старой России — дополнительное условие успеха антисистемы.

Известны события Кровавого воскресенья 9 января 1905 года. Блистательно проведенная эсеровская провокация. Уже давно историки располагают сведениями (блестяще выявленными С. Семановым), что священник Георгий Гапон был действительно провокатором, но провокатором эсеровским и в качестве революционера давно должен был быть реабилитирован. Но гораздо интереснее, что накануне трагедии министр внутренних дел России, либеральный чиновник, любимый общественностью, князь Святополк-Мирский на докладе в Царском Селе на вопрос о положении в столице дезинформировал императора, заверив, что в столице все спокойно. 8 января Святополк-Мирский точно знал о готовящемся шествии и как министр внутренних дел, по административной линии и от полиции, и как шеф корпуса жандармов. Минимум три источника должны были предупредить министра. Невозможно предположить, что по каким-то обстоятельствам сплоховали все три источника. То есть один из главных, как теперь говорят, силовых министров сознательно спровоцировал трагедию, которая должна была столкнуть в непосредственном противостоянии не правительство с народом, а само государство, монархическую идею и нацию, что и удалось в этой, повторим, блистательно проведенной провокации. Таким примерам несть числа.

Давно отмечены и многие другие антисистемные черты в полуобразованной части общества дореволюционной России. Дело в том, что культурная элита России была почти не затронута антисистемными тенденциями. Если мы обратимся к сборнику «Вехи» 1909 года, то заметим, что революционная и радикально-реформистская интеллигенция (причислим туда же и многочисленное сочувствующее чиновничество) была абсолютно не восприимчива к высшим достижениям отечественной философской и гуманитарно-научной мысли. Мы отметим с вами происходящее в бешеном темпе разрушение семьи, семейного уклада, супружеских отношений в этих кругах, о чем писал Изгоев. Мы заметим, благодаря С. Франку, утопический характер идеологии радикальных кругов и вспомним, что утопии по большей части были связаны с антисистемами XVI-XVIII веков. Возможно, более всего дает для осознания реальности существования антисистем в России С. Булгаков, благодаря которому мы можем оценить «орденский характер» революционной и радикальной русской интеллигентности (это при отсутствии формальной ее организации). Ну и, пожалуй, самое главное — стремление к небытию, стремление к смерти. Булгаков справедливо отмечает, что подлинным гимном русской революционной интеллигенции был похоронный марш. Если мы сопоставим это с воспоминаниями революционеров, а современному отечественному читателю вполне доступны воспоминания Бурцева и Савинкова, мы получим множество примеров, включая поразительный трагикомический эпизод с террористкой Дорой Бриллиант, которая требовала, чтобы ей тоже разрешили умереть за благо народа. Итак, по крайней мере с середины XVII века в России действует антисистема или группа антисистем, разграничить которые возможно с помощью скрупулезного исследования. Антисистема не была локализована политически и даже социально. Процесс уничтожения, вытеснения в маргинальные слои, вытеснения в эмиграцию представителей антисистемного мировоззрения, сохранивших свои взгляды, хорошо описан у И. Бунина в целом ряде его сочинений, но прежде всего в «Окаянных днях».

И место им в босяках

И остается один вопрос: о судьбе антисистемы. Гумилев отмечает, что антисистема, приходящая к власти, меняет знак, порождая чудовищный, деспотический, полицейский режим, но прекращающая деструкцию, став оторванной от социума и этноса правящей элитой. Прямая аналогия подобному поведению наблюдается в русской истории XX века. В сущности, с точки зрения концепции антисистемы ленинский нэп и сталинское псевдоимперское поведение — одного происхождения: антисистема меняет знак. Можно было довести в рамках чисто антисистемного правления крестьян Поволжья до тотального голода 1920-21 гг. Но дальше нельзя, потому что эти крестьяне должны кормить антисистемщиков, пришедших к власти. Можно было уничтожить офицерство, казачество, лучших защитников Отечества, следуя нормам революционной деструкции, можно было проиграть войну накануне победного ее завершения (трудно предположить, что Германия продержалась лишний год по какой-нибудь еще причине, кроме выхода революционной России из мировой войны). Но дальше нельзя. Нельзя бесконечно разрушать социальную среду, порождающую воинов, ибо государство должно стать крепким и защищать представителей антисистемы, оказавшихся у власти.

Вот прямая аналогия XX века с прорывавшимися к власти деструкторами X-XI веков. Но из аналогии вытекает и необходимость предостережения в нашей сегодняшней ситуации. Потеряв политическую власть в Египте, исмаилитская антисистема породила страшную террористическую машину ассасинов. Антисистема научилась воздействовать прямо на этническое поле, разрушая уже не культуру, не общество, а этнос. На наших глазах в 90-е годы XX века революционная антисистема потеряла власть, и она неизбежно меняет знак. Те, кто были несколько лет назад деспотическими правителями в рамках полицейского коммунистического режима, снова становятся чистыми деструкторами. Думаю, что это наиболее проявилось в событиях 1 мая 1993 года, когда невозможно было не заметить в действиях обеих сторон стремления добиться кровопролития, развития деструкции любой ценой.

Мы полагаем, что нахождение десятков примеров новейшего времени незатруднительно, и не считаем необходимым выходить в область конкретной политологии. Антисистема существует, и она продолжает оставаться с нами. Чудовищная бюрократизация страны в наши дни — ее питательная среда. Рецептов излечения от антисистемы нет. Все известные исторические антисистемы были уничтожены путем поголовного истребления их представителей. Вместе с тем трудно не замечать, что современное общество вряд ли готово к массовому кровопролитию, которое для этого требуется, даже если общество осознает наличие антисистемы, что, безусловно, необходимо для избавления от нее. Хотя бы потому, что восстановиться путем возрождения русская культура может только как культура христианская. Общество не согласится на поголовное истребление антисистемщиков не потому, что их жалко, а потому, что террор налагает неизгладимую печать на общественную нравственность.

Тогда остается только одно: обществу необходимо осознать постоянную угрозу деструкторов и маргинализировать их. Вытолкнуть их в социальные низы. Причем это не может сделать государство, даже в лице выборных представителей, это не может сделать судебная система. Маргинализировать деструкторов — политиков, литераторов, журналистов, военнослужащих может только общество в целом. Христианам сказано: «Не убий». И еще многое сказано в развитие этого Синайского тезиса. Но христианам никто и никогда не сказал, что человек, опасный для культуры, для общества, может рассчитывать на что-либо иное, чем самый непрестижный, тяжелый и низкооплачиваемый труд. И это самая мягкая и терпимая рекомендация, представляющаяся реальной.

Руська правда

Владимир Леонидович Махнач (2 апреля 1948, Москва — 5 мая 2009, Москва) — русский историк и православный просветитель, искусствовед (историк русской архитектуры), политический философ, русский имперский православный публицист.

«Понятие «химера» у Льва Николаевича нельзя назвать чётким и ясным. В книге «Хунны в Китае» сказано, что император Тоба Хун II своей реформой создал «табгачско-китайскую химеру.

Люди, жившие в этой стране, стали рассматриваться не как табгачи или китайцы, а только как подданные императора. Конечно, его современники не могли сразу забыть свои обычаи и нормы поведения, но их дети, рождённые около 490 г., выросли в обстановке не только утраты, но и прямого запрещения всех традиций. К двадцатым годам VI в. они достигли зрелости и, хотя ещё помнили, что их отцы были табгачами или китайцами, сами уже не были ни теми, ни другими. Весь сознательный период их жизни прошёл в обстановке жестокого правительственного зажима, основанного на подчинении народа грубой силе. В качестве же идеологического утешения им был предложен буддизм, рекомендовавший не придавать значения мирским благам, поскольку и горе и радость - иллюзия. Однако налоги взимались отнюдь не иллюзорно, и службу приходилось нести неукоснительно, так что действительность ежеминутно вступала в конфликт с идеалами».

При чтении этих строк напрашиваются два вывода: во-первых, химера - это этнокультурный феномен, во-вторых, Гумилёв писал о событиях 1500-летней давности, но думал об истории создания «новой исторической общности» советских людей. Любопытно, что пришедший в голову младшему современнику Гумилёва образ манкурта относится к той же самой исторической эпохе (V-VI вв.).

В качестве примера химеры в этнологическом смысле слова учёный приводил Орден меченосцев (позднее - Ливонский Орден) в Прибалтике, где господствующий слой немецких дворян жил за счёт покорённых народов - эстов, ливов, латышей и куршей .

Ещё страшнее, согласно Гумилёву, антисистемы . Так этнолог называл общности людей с разрушительным мировоззрением и соответствующей ему жизненной практикой. Образование антисистем учёный считал следствием развития химер. Впрочем, далеко не каждая химера порождает антисистему. И вообще, тезис об обязательной взаимосвязи химер и антисистем не выглядит доказанным. Однако антисистемы, по убеждению этнолога, всегда возникают в районах межэтнических контактов.

Как яркий пример антисистемы Гумилёв приводил манихейство. Вот какую характеристику он дал этому вероисповеданию:

«Высшей добродетелью манихеев было неприятие жизни, неудовлетворённость, которая неизбежно порождала уныние.

Вторая добродетель - непримиримость ко всему плотскому - исключала сострадание и милосердие, следовательно, давала простор жестокости, возводя её в принцип.

Третья установка - изнурение плоти путём совмещения аскетизма и распутства - делала возможным существование семьи, которая была лишь терпима, но не благословенна.

Эти три принципа диаметрально противоположны христианству, где уныние - смертельный грех, милосердие - добродетель, а создание моногамной семьи - акт веры и таинство».

По Гумилёву, антисистема всегда стремится погубить и природу, и людей, поскольку её приверженцы считают жизнь мучением, а небытие - благом».

Смирнов И.Ю., Взлёты и провалы в истории этносов: о жизни и творчестве Л.Н. Гумилёва - взгляд из XXI века, М., «Ленанд», 2014 г., с.112-113.

Для определения этнической антисистемы ; получил широкое распространение в русскоязычной литературе преимущественно в области гуманитарных наук ; в настоящее время существует множество пока ещё неудовлетворительных общих определений, например: «система, выполняющая по отношению к данной противоположную функцию» , «система с отрицательным уровнем системности» , и т.п. Сам Гумилёв даёт следующее краткое определение :

Этническая антисистема по Гумилёву

Примечания

Литература

• Гумилёв Л.Н. Этногенез и биосфера Земли. Глава XXXVIII. - М., 1979.
• Мичурин В. А. Словарь понятий и терминов теории этногенеза Л. Н. Гумилёва. - Л., 1993.
• Корявцев П.М. Философия антисистем. - СПб., 1994. Саратов, 2003. 4-я редакция. Автореферат (1993,1996,1998,2004).
• Мельников В.И. Теория замкнутой системы / – Норильск, 2003. – 148 с.
• Макаров С.П. Экономическая система и антисистема. история , копия ) // Философия хозяйства , 1999, № 1, с. 38-47.
• Румянцев М.А. Экономика как система образов (недоступная ссылка с 26-05-2013 -

Лев Николаевич Гумилёв создал теорию этногенеза. Это наука о том, как рождаются, живут, развиваются и умирают народы, а по-научному - этносы. Гумилёв изложил свою теорию в книге «Этногенез и биосфера Земли». Это довольно сложная система, чтобы её до конца понять, надо внимательно в неё вчитываться. Потом Лев Николаевич изложил её более кратко и популярно в книге «Конец и вновь начало». Но и эту книгу для полного понимания надо изучать также тщательно. Я попробую весьма упрощённо рассказать о том, что такое антисистема в его теории, чтобы лучше понять некоторые процессы в современном мире.

Определение антисистемы я дам немного позже, сначала расскажу, откуда она берётся. Лев Гумилёв, изучая законы, по которым живут этносы, обнаружил и отметил такое явление, как комплиментарность между двумя разными народами. Они комплиментарны, то есть симпатичны друг другу, когда хорошее в одном народе хорошо и в другом, аналогично плохое у одних плохо и и у других.

А есть пары этносов с отрицательной комплиментарностью. Что-то может быть хорошо у одних, но плохо у других и наоборот. Пример отрицательной комплиментарности Лев Гумилёв привёл из истории, когда крестоносцы воевали с арабами за гроб Господень. Крестоносцы тогда считали мусульман развратными за многожёнство. А мусульмане наоборот считали развратными именно крестоносцев за то, что женщины у них не закрывали лица, они были для них как бы бесстыжими.

А теперь посмотрим на межнациональные браки. Если представители семьи относятся к комплиментарным народам, то никаких особых проблем у их детей нет. А если к народам с отрицательной комплиментарностью, то у их детей возникает проблема. Супруги прекрасно знают и учитывают особенности друг друга, любят, как-то уживаются. А дети воспитываются каждым родителем по-своему, как было принято у их народов. И дети получают раздвоенное отношение к миру: то, что было хорошо по-папиному, то плохо у мамы и наоборот.

Теперь подошло время определить систему и антисистему. Если такой раздвоенности нет, то это система. Система - это обычное наше представление, когда народы живут за счёт труда на своей территории, за счёт использования особенностей своего кормящего ландшафта, имеют одинаковые нравственные и культурные ценности, например, христианство в христианских странах, или ислам в мусульманских, занимаются творчеством, создают свою национальную культуру.

Человеку же с раздвоенным мировосприятием (таких людей Гумилёв называет этнической химерой) живётся очень непросто. Мир для него плохой. Такие люди собираются вместе и вырабатывают теории, философии, религиозные представления, из которых следует, что мир плох, надо разорвать его путы, его следует упростить, то есть надо всё время от чего-то избавляться, например, от религии, которая «опиум для народа», или от эксплуататорских классов, от стыда, от семьи. Вот несколько исторических примеров, которые привёл Гумилёв.

Александр Македонский завоевал Персию, захотел создать новый народ и переженил несколько сот своих македонских воинов на сиротках поверженной знати. Получилась на Ближнем Востоке ещё одна антисистема. Когда иудейский Ветхий Завет перевили на греческий язык, они его прочитали и, вывернув наизнанку, создали гностические учения. Если в Ветхом Завете написано, что Бог создал прекрасный мир и первую человеческую пару в нём, а вредный змей соблазнил людей, толкнул их на грех, а отсюда и несчастья у людей.

Гностики же рисуют прямо противоположную картину: Бога они называют Демиургом, то есть ремесленником, он, по их мнению, создал бракованный мир, а хороший змей хотел дать людям знания и за такой благородный поступок был незаслуженно наказан. Греки-гностики стали поклоняться змею.

В начале первого тысячелетия, примерно во втором веке парфяне из Копетдага объединились со степными саками и изгнали македонян из Ирана. Потом они долго и упорно воевали с римлянами. Там образовалась ещё одна антисистема. Калиграф Мани создал на базе гностицизма новую антисистемную теорию. По этой теории раньше свет и тьма существовали раздельно. Но вот тьма захватила Ормузда, первочеловека у иранцев, и разорвало его на части. От света, исходившего из частей Ормузда и тьмы образовались мир и люди. Христос приходил спасти частицы света от тьмы, а после себя оставил Утешителя, то есть Мани. Что нужно делать для спасения? Не есть мяса теплокровных животных, воздерживаться от плотских развлечений. Можно устраивать оргии с полным развратом, но так, чтобы не знать кто с кем. Это позволяет душе освободиться. Самоубийство не поможет, так как душа переселится в новое тело и надо будет начинать всё с начала. Главное - потерять вкус к жизни. Учение было очень стройным, логически безупречным. Оно распространилось от Китая до Франции, но везде к нему относились крайне враждебно, система себя защищала.

В девятом веке в Византии появилось учение павликан (они использовали проповедь апостола Павла о неведомом боге). Их сектантское учение выходит за рамки христианства, хотя Евангелие они не отвергали. Они всё материальное считали злом, боролись против церкви и власти. Они продавали юношей и девушек в рабство арабам. Павликан разгромили военной силой в 872 году, а пленных послали на границу, там, где сейчас Болгария, защищать империю от внешних врагов. Балканские славяне переняли их учение, так образовалось богомильство.

Учения разных антисистем: манихеев, маркионитов, богомилов, провансальских катаров были разными, но это не мешало им совместно бороться с христианами.

В Западной Европе в Лангедоке (юг Франции) образовались катары. Там проходил великий шёлковый путь из Китая, который заканчивался в мусульманской Испании. Торговцы разных народов смешивались, несли самые разные идеи. Так возникла химера на юге Франции и севере Италии. Катаров французы называли альбигойцами, так как одним из их центров был город Альби. Идеология катаров (от слова чистый) в одиннадцатом, двенадцатом веках имела успех, так как католическая церковь переживала в то время кризис и у неё не хватало подготовленных богословов, которые могли бы богословски правильно защитить христианство. Катары же всё перевернули с ног на голову: добро называли злом, а зло добром.

Катары считали главной своей задачей вырваться из материального мира. Для избавления от мучений умереть было мало, так как душа вселяется в другое тело. Так же как манихеи они считали, что надо было убить желания. Для этого нужен аскетизм: есть постную пищу, лягушек, не заводить семью. Второй вариант - неистовый разврат. Убийство, ложь, предательство - всё дозволено, то есть мораль упразднялась. Они даже придумали две степени посвящения. Новичкам врали менее вызывающе, чтобы их не травмировать, посвящённым же излагали своё мировосприятие без ограничений.

Первая инквизиция была направлена против них, их сжигали на костре, но они не боялись. А также с помощью ложных доносов погубили огромное количество невинных людей. В одном месте Гумилёв сделал оценку, сколько же людей погубили альбигойцы? Его ответ: примерно столько же, сколько было их самих.

В исламской среде возникли свои антисистемы. Во второй половине девятого века Абдулла ибн Маймун (глазной врач, перс, умер в 875 году) на базе никуда не исчезнувших предыдущих антисистем, создал новую. Их называли зиндиками (от персидского слова «зенд» - «знание», гностики тоже называются от греческого слова «гносис» - «знание»). В Персии их называли исмаилиты, в Аравии - карматы. Изложить его учение невозможно, так как в его основе лежит ложь, излагая учение проповедник лгал так, чтобы ему поверили, поэтому разным людям лгали по-разному: с шиитом они были шиитами, с иудеем - иудеями, с христианином - христианами, с язычником - язычниками.

Так как проповедь всего кроме Корана в исламском мире была запрещена, то они притворялись проповедниками ислама, толковали Коран, намекали на владение особыми знаниями. А когда слушатель готов был жертвовать деньгами и хранить тайну, они ему объясняли, что их последователи попадут в антимир, где можно будет отомстить обидчикам из этого мира. Главными врагами их были мусульмане. Дисциплина у них была очень жёсткая. Выход из секты мог быть только один - смерть. Членам этой секты давали наркотик, у них возникали приятные галлюцинации. Таким образом, их убеждали, что после смерти они будут блаженствовать. Эти люди тайно среди ночи или открыто на глазах у всех убивали того, на которого укажет их руководитель. Пойманные на месте преступления мужественно переносили пытки, но не выдавали мотива своего преступления. Никакой свободы у них не было, но была возможность убивать. А это было им так приятно!

Деяния зиндиков были разрушительны. В Сирии за 50 лет террора они убили самых лучших и способных правителей. Их места заняли бездари. Таким образом, они подорвали генофонд страны. Карматская община Бахрейна в 929 году в Мекке перебила всех паломников и похитила мусульманский священный чёрный камень Каабы. Вернули его лишь в 951 году. Исмаилиты обратили в свою секту берберов Северной Африки. Те очень ненавидели мусульман, поэтому и приняли эту «веру». С их помощью был завоёван Египет. Но покорив страну они на практике начали отходить от своего «учения», хотя на словах оставались ему верны. Египет постепенно превратился в обычное феодальное государство, такое же как другие в этом регионе.

Не трудно видеть сходство антисистемы средневековья с современными террористами, с политикой западных стран.

Несколько слов о том, как антисистемы отразились на нашей истории. Подробнее об этом можно прочитать в книге Льва Гумилёва «Всем нам завещана Россия».

Древняя Русь тоже сталкивалась с антисистемой. Она был покорена Хазарией. Там была этническая химера из иудеев и хазар. После того, как был убит киевский князь Игорь и к власти пришла его жена Ольга (христиане назвали её равноапостольной), хазарское иго было сброшено. А последнюю точку в национальном освобождении поставил князь Святослав, одержавший над ними военную победу и разрушивший их государство.

Вот другой эпизод. Когда Киевский князь Владимир выбирал веру, он послал послов также и в католическую Европу и в исламский мир. И там и там послы столкнулись с антисистемой. Под видом католического священника или муллы мог быть и сектант, проповедник антисистемы. Проповедника, как учителя, надо было слушать, доверять ему, а возможность обмана была велика. Естественно, это послов это не устраивало. Так были отвергнуты эти веры.

Во времена Куликовской битвы антиситема сложилась в окружении хана Мамая. Генуэзцы, мусульмане, татары, монголы образовали этническую химеру. Воеводы там служили правителю не по чести, а за деньги, если им платили больше, то они предавали и переходили к другому. Их противники, зарождавшиеся великороссы и татары, не хотели жить в продажном мире. Татарские воины шли служить в русское войско и становились воеводами. Война была между жизнеспособными этносами и химерой. Победа на Куликовом поле досталась дорогой ценой. Вышли на битву 150 тысяч воинов, а вернулись 30 тысяч. Из каждых пятерых четыре погибли. А ведь никакого рекрутского набора не было, люди откликались на призыв князя и добровольно шли защищать Родину!

Была ещё ересь жидовствующих, которая пришла из торгового Новгорода. Иосиф Волоцкий прославился её уничтожением.

Иван Грозный тоже был человеком антисистемы. По мужской линии в его жилах текла кровь Дмитрия Донского, а по материнской - Мамая. Недаром он организовал опричнину, в которой зачастую менялись местами добро и зло. Сколько невинной крови тогда пролилось!

Во второй половине двадцатого века в России в среде интеллигенции стала образовываться новая химера. Они отказывались от Бога, в их среде распространялись революционные настроения. А после 1917 года к власти пришла химера, большевики. Но как в средневековом Египте, шаг за шагом отказывались они от антисистемной практики. Поэтому и успели к 1941 году восстановить промышленность, армию и победить в Великой Отечественной войне. Идеология же коммунистов оказалась более живучей, она изменилась в значительно меньшей мере и рухнула только в 1991 году.

Приведу несколько аргументов. В современном мире уже давно говорят о двойных стандартах. Это, если перевести на обычный язык, - ложь. Свободные СМИ - тоже ложь. Ложь - вернейший признак антисистемы. Следующий аргумент. Идёт активное перемешивание разных народов, очень далёких друг от друга культур, особенно в Западной Европе. Создаётся благоприятная обстановка для рождения этнической химеры. Я думаю, что это не случайно. Этнической химере ведь нужно увеличивать свою численность. Разрушаются семьи и сокращается население не только у нас, но и на Западе, например, в Норвегии, Германии, США, то есть они и себя уничтожают, а не только нас как геополитического противника. Вот вам ещё признак антисистемы. Полным ходом идёт нивелировка национальных особенностей везде по всему Земному шару. Происходит упрощение общечеловечкской системы, что тоже свойственно этнической антисистеме. Сейчас много говорят, о «перенаселении» Земли и мы видим как население «сокращают». Я же считаю, что они не ограничатся какими-то разумными пределами, это только словесное прикрытие для уничтожения всего человечества.

Итак, нам предстоит или погибнуть, или победить антисистему, тем самым спасти и себя, а попутно, и всёх остальных.

Оригинал взят у holmogor в Лев Гумилев, сущность традиции и кошмары этнических химер переходящих в антисистему

Доработал еще один текст, чьи черновики лежали в загашнике почти год - о Льве Николаевиче Гумилеве - оригинальном теоретике этногенеза и распространителе чудовищной русофобской монгольщины. Мыслителе-химере учившем о вредности химер.

Понимание Гумилевым этноса как сообщества связанного особенной системой адаптаций к ландшафту, передающихся через этническую традицию, представляется мне истинным. Гумилев определяет традицию следующим образом:

«Иерархия стереотипов и правил поведения, культурных канонов, политических и хозяйственных форм, мировоззренческих установок, характерных для данного этноса и передаваемых из поколения в поколение. Накопленной этнической традицией и определяется своеобразие каждого этноса, его место в ряду других народов».

Другими словами, к полному шоку современных «новиопов», числящих себя гумилевцами, этнос это «кровь и почва». Это система которая воспроизводит сама себя в определенном ландшафте при помощи людей, которых она отпечатывает по матрице своей традиции - не «гармошки-балалайки», а фундаментальных адаптаций. Цель существования этноса - при помощи своей традиции воспроизводить себя как этнос.

А вот пассионарность - это свойство не этноса, а человеческого существа. Пассионарий это индивид. «Много пассионариев» это много пассионарных индивидов. Строго говоря, слово «пассионарии» вообще не вполне корректно, поскольку очень часто пассионарии друг друга не переносят и стремятся поскорее друг друга убить. Пассионарий - человек с зашкаливающей жизненной энергией, которая отключает у него инстинкт самосохранения, в этом смысле всегда один.

Этнос не производит пассионарность, но потребляет её, как топливо, не как машина потребляет бензин, но скорее как организм потребляет пищу. Этнос выступает как агрегатор пассионарности. Употреби Гумилев в своё время это слово и всё бы встало на свои места.

Задача этноса как системы «улавливать» пассионариев, втягивать их в себя, «расщеплять» их деятельность на полезные вещества для своего этнического строительства - расширение территории, экспансию, культурные артефакты и т.д.

Но самое главное для этноса - заставлять пассионариев на биологическом уровне (пассионарность, как мы помним по Гумилеву, передается половым путем) вливать эту пассионарность в этнос через семя, а затем этнос обрабатывает новорожденных членов этноса при помощи традиции.

Именно этого аспекта пассионарности не понимают любители поболтать про «древнерусский интернационализм», который, якобы, принимал и татар, и немцев, и шотландцев и осетин. Перед нами не «всеприятие» и не «мультикультурализм», а нечто прямо противоположное - насос, который безошибочно определяет полезного человечка, вытягивает его из его этноса, перемещает свой, уменьшает заряд там, увеличивает здесь.

Для сильного этноса это беспроигрышная игра. Этнос у которого все в порядке всасывает в себя пассионариев, отметает шлак и полностью перерабатывает полученный человеческий материал своей традицией. Сама традиция, при этом, непрерывно гибко развивается, самоадаптируется к результатам деятельности пассионариев.

Точнее сказать, - традиция объявляет практически все результаты деятельности пассионариев не противоречащие прямо фундаментальным адаптациям… традицией. Например «Красавчик Браммел» - типичный пассионарий - придумывает строгий черный костюм и дендизм. Вопиющий вызов всему лондонскому свету. И вот еще при его жизни стиль денди - это британская традиция, консерватизм, а сегодня Браммелю в Лондоне стоит памятник.

Этнос с проблемами начинает изолироваться, чтобы удержать целостность традиции, пытается достичь «гомеостаза», стать «изолятом». Изоляция позволяет снизить падение пассионарности в системе до естественной убыли. Это единственно верная стратегия, поскольку в этносе главное это «самогонный аппарат» традиции - пока он не сломан, любой приток энергии может этнос оживить и заставить переродиться, как с этносами постоянно и происходит и потому многие из них, в лице их традиции, живут гораздо дольше 1000 и даже 1500 лет.

Когда сегодняшние последователи Гумилева проповедуют расширение и углубление этого изнасилования русских, рассуждая про «обновление русской крови» горными и пустынными народами они доказывают только, что восприняли теорию Гумилева как набор лозунгов-кричалок, а не как серьезный аналитический метод.

Нетрудно понять, что приток субпассионариев из этих этносов (а это приток субпассионариев, только субпассионариев и никого кроме субпассионариев - абрек с ножом, который уверен, что он зарежет и ему ничего не будет - это классический субпассионарий) попросту стирает русскую этническую традицю. Демагоги, рассказывающие о том, что выходцы с Кавказа и из Азии «обновят кровь стареющего русского этноса» не понимают, что во-первых, это народы с очень «старой» кровью. На Кавказе - так вообще реликтовые этносы, лишь растрясенные ХХ веком. А во-вторых, что к современному пришельцу с Востока, в отличие от татарского мурзы Чагадая и прочих участников этнических процессов в России в XIV-XVI веках, прилагается его мама и его клан, то есть матрица их традиций. Вы не получаете «чужое семя» для русской матрицы, вы предоставляете русскую матку для матрицы чужой.

Перед нами биологическая колонизация, а не обновление русских, понижение значений пассионарности в системе, а значит и ее функциональности. Сейчас очевидно, что механизмы русской традиции сломаны и их продолжают ломать. Ни о какой нормальной ассимиляции пассионарности из внешней среды, о «насосе» говорить не приходится даже близко.

И на сию секунду наш «антиевразийский выбор» прост - изоляция и консервирование своей традиции и своего ландшафта по принципу «Собаки на сене» - «индейцы охотились на опоссумов с помощью луков - русские качают газ, ни с кем не делятся землей и отстреливаются ядерными ракетами». Этот выбор, базирующийся на теории Гумилева, совершенно не совместим, ни с евразийством самого Льва Николаевича, ни, тем более, с тем, что проповедуют его эпигоны.

Это евразийство, вернусь к воспоминаниям, было для меня неприятным открытием в 1992 году, когда мне впервые попали в руки сперва «Древняя Русь и Великая Степь», а затем «От Руси до России». В первой из этих книг была великолепно развернута теория «антисистемы» как систематического отрицания жизни, и этнических химер как таких симбиозов двух некомплиментарных этносов, которая ведет к аннигиляции этнической традиции и, тем самым, самоуничтожению этноса, который попал в эту переделку.

Очень жаль, что мне тогда не попалась самая страшная, самая «антиевразийская», самая враждебная к мультикультурализму книга Гумилева – «Хунну в Китае», где природа этнической химеры была показана без привязки к беспокоящему Россию еврейскому вопросу, на материале химерического сочетания кочевников-хуннов и оседлых китайцев в одном политическом организме, где правитель одновременно является шанюем хуннов и Сыном Неба ханьцев. Дети не получают ни воспитания и этической школы отцов-степняков, но и от матерей-китаянок их культура чисто поверхностна.

Этих химерных правителей китайское население ненавидит и при каждом удобном случае поднимает восстание и стремится всех их вырезать. Сценарий такого восстания классичен - китаец втирается в доверие к варварскому правителю и с варварской точки зрения предает его - убивая и устраивая резню, а с китайской - избавляет народ от тирании дикарей. Но военной силы не хватает и очередной раз вырезают в итоге самих китайцев. При всем при этом нельзя не изумиться силе, жизнестойкости китайского народа и китайской традиции - этот ад продолжался триста лет. Триста лет варвары творили с китайским народом что хотели, и в итоге, все равно, китайцы победили. Триста лет национальной катастрофы и в итоге утверждается именно Китай, а степняки погибоша аки обре.

Необходимо понимать, что понятия этнической химеры и антисистемы не тождественны друг другу и относятся, в общем-то, к разным логическим ответвлениям гумилевской теории. Если химера это продукт исторически сложившегося симбиоза двух несовместимых этносов, чье взаимодействие лишь обнуляет этническую традицию в результате возникновения культурной шизофрении, когда дети воспитываются в режиме «ни мышонок, ни лягушка», то антисистема есть осознанное теоретически подкрепленное жизнеотрицание.
Антисистема ненавидить реальную жизнь с её потоком, сложностью и многообразием, стремится подменить эту жизнь простой идеологической схемой, ненавидит традицию как концентрацию жизненных результатов этноса и, прежде всего, пассионариев, ненавидит саму жизнь как биологическое самовоспроизводство.

То есть если химера это аннигилирующее столкновение двух вполне жизнеспособных сами по себе этносов, то антисистема – это антиэтнос, стремление уничтожить всё то, что сохраняет и воспроизводит этнос. Если для этноса высшим чудом является зачатие и рождение ребенка, который затем должен быть воспитан в лоне традиции, которая сама плод деятельности рожденных и воспитанных людей предыдущих поколений, то для антисистемы главной целью является то, чтобы зачатие и рождение не состоялись, а завербованный адепт воспитывался не в традиции, а в сухой жизнеотрицающей схеме.

Если антисистема и любит этнические химеры, то именно потому, что видит в них ту самую аннигиляцию жизни и традиции, создание манкуртов, хорошо поддающихся идеологической обработке, вместо традиционной. Химера не есть антисистема, но антисистеме живется внутри химеры как нигде привольно.

Пишет об этих явлениях Гумилев с понятной ненавистью. Здесь у него просыпается настоящий пыл крестоносца. Нет сомнений, что он сам жег бы альбигойцев и закапывал бы головой вниз маздакитов, как это делают защитники жизненной нормальности в его книгах. Понятны и гумилевские этнополитические аллюзии, так скандализировавшие общественность в момент выхода его книг.

Гумилев сам своими глазами наблюдал в России формирование этнической химеры. Обширный исход в российские города выходцев из-за черты оседлости, составлявших важную социальную опору новоустановленной советской власти. Их поток встретился на тесных коммунальных кухнях и в бараках с переселявшимися из деревни крестьянами и с ошметками разгромленных высших классов и интеллигенции Российской Империи, привел к появлению причудливых союзов, браков и социальных сред, которые имели все характерные черты Химеры – воспитанные в таких семьях дети были ни мышатами, ни лягушатами, не воспроизводили в себе ни традиций высших классов Империи, ни русской деревни, ни еврейского местечка.

В этом столкновении русская этническая традиция беспощадно разрушалась, от ашкеназской оставалась лишь внешняя пустая оболочка, прежде всего – система противопоставлений чужакам. А носители химерного квази-этнического сознания подбирали себе новую идеологию, идеологию антисистемы, идеологию, оправдывающую разрушение этнических традиций. И такая идеология была в итоге найдена в виде радикальной русофобии, то есть систематического отрицания самих основ реальной жизни в России во все эпохи. Всё русское было объявлено грязным, некультурным, тоталитарным, кровавым, постыдным. Нетрудно обнаружить очевидные параллели между отношением классической антисистемы – манихеев к материи и отношении русофобов к России и русским. И материя и Россия – липкая дрянь от которой надо освободиться любой ценой.

Проницательность Гумилева, который создавал образы древности, вполне однозначно считывавшиеся применительно к сегодняшнему дню, сделала его последние работы очень актуальными. Но, к сожалению, анализом проблематики антисистемы дело не ограничилось. Во многом тут сыграли свою роль обстоятельства случайного текстологического характера. Гумилев написал еще в 1970-е годы очерк «Зигзаг истории», посвященный хазарской химере для альманаха «Прометей», но тот, по понятным причинам, не вышел. И в самом деле, представить себе подобный текст в советской печати было решительно невозможно. Затем Лев Николаевич увлекся сочинением апологетической биографии Чингисхана и истории монгольских завоеваний «Деяния монголов». Когда представилась возможность издания, всё это легче было объединить под одной обложкой. Так книга об антисистеме и книга апология монгольских завоеваний объединились вместе в «Древнюю Русь и Великую Степь» и создали общий смысловой комплекс из которого следовало: хазары - носители смерти, а монголы - агенты жизни, ненавидишь антисистему, не принимаешь химеризацию русского этноса, - прославляй Чингисахана, Батыя и Тохтамыша.

Идеи Гумилева попали в парадоксальный, убийственно ядовитый для них контекст. Вместо инструмента в руках русского народа по возвращению своей традиции и выхода из под облучения русофобской антисистемой, они содействовали удвоению химеры и еще большему распространению антисистемного влияния. Наряду с возникшей после революции русско-ашкеназской химерой начала стремительно набирать силу химера русско-кавказско-азиатская, так соответствовавшая новым условиям «многонациональной» РФ. С прежней химерой она находилась в причудливых отношениях от борьбы до сотрудничества, но и в том и другом случае представители доминирующих компонентов химеры рассматривали русских как низших, как биологический материал для строительства нового общества.

Теория Гумилева в этих условиях сама стала инструментом антисистемы, одной из доктрин политического, этнического и цивилизационного порабощения русских. Завоевание, порабощение и истребление русских оказывались «союзом» приносящим лишь благо. Русские превратились в обвиненную жертву, которая сама спровоцировала миролюбивых монголов. Жестокие карательные акции против русских городов оказывались политически необходимыми и оправданными мерами, к тому же вызванными конфликтами среди самих русских. Русской исторической миссией оказывалась борьба с Западом, ради которой следовало ценой любых уступок найти в Азии союзников. В конечном счете эпигоны Гумилева договорились до прямых призывов к этноциду русских, проповедуя «обновление крови», которое, якобы, приведет к пассионарному толчку русских.

В теоретическом аппарате Гумилева происходило формирование химеры с антисистемной идеологией жестоко разрушавшей и традицию русского этноса и его систему воспроизводство. И во всем этом Гумилев если не сам, то его тексты, принимали живейшее участие.