Желание смерти и воля к жизни (Марина Журинская). Неотвратимая трагичность бытия

Марина Андреевна Журинская (1941-2013) (фамилия по первому мужу – Альфреду Журинскому, девичья фамилия неизвестна) окончила Филологический факультет МГУ, защитила диплом по хеттологии, работала в Институте языкознания РАН, где ее областью занятий стала лингвистическая типология. В середине 1970-х годов была назначена координатором проекта ИЯ АН СССР «Языки мира», вела проект до 1986 года. Кандидат филологических наук, имеет более 100 публикаций на лингвистические темы. Переводчик с немецкого (лингвистические работы, богословские тексты, а также Гадамер и Швейцер). С 1994 года издатель и редактор журнала «Альфа и Омега». Член редколлегии сборника «Богословские труды».

В 1975 г. под влиянием лекций С. С. Аверинцева приняла крещение у отца Александра Меня под именем Анна. После 1986 года оставила редактирование лингвистических трудов и полностью переключилась на православную публицистику. В 1994 году основала под влиянием круга Аверинцева православно-просветительский журнал «Альфа и Омега», главным редактором которого была вплоть до своей смерти. Скончалась в Москве 4 октября 2013 г. после тяжелой болезни.

Марина Андреевна была редактором от Бога

Я был знаком с Мариной Андреевной более двадцати лет, и благодарен за это Богу. Она была удивительным человеком, настоящим христианским интеллигентом.

В 1970-1980-е годы в Церковь пришло немало людей ее круга. Далеко не все в ней остались. Многие из них видели в Церкви некую альтернативу существующему строю и, поэтому, когда строй рухнул, Церковь им оказалась не очень-то и нужна. Уходили они далеко не всегда тихо и спокойно, наоборот ― многие вполне демонстративно. Марина Андреевна, в отличие от других, осталась до конца. Духовное чадо отца Александра Меня и отца Глеба Каледы, дружившая с лаврскими монахами, она была человеком, укорененным в православной традиции, что не мешало широте ее взглядов на церковную жизнь. Придя когда-то в Церковь, она увидела в ней Тело Христово. Не политическую силу, не просто среду, в которой удобно говорить на модные темы, а именно Христа, Которому она была верна до самой смерти. И она привела к Богу очень многих людей, сама став для них, если можно так выразиться, дверью в Церковь.

Марина Андреевна была человеком необыкновенно глубоким. Каждый, кто читал ее размышления над текстом Священного Писания, мог в этом убедиться. Делом ее жизни был журнал «Альфа и Омега». Удивительно, как редакция, состоявшая из нескольких немощных женщин, но руководимая и вдохновляемая Мариной Андреевной, могла на протяжении двадцати лет издавать такой серьезный богословский журнал ― единственный в своем роде, в какой-то момент занявший первое место среди нашей церковной периодики. В этом ее огромная заслуга перед Русской Церковью. Принимая скромное участие в этой работе, я был свидетелем тому, как непросто, какими трудами давался каждый новый номер журнала, и какая радость была, когда он выходил и получался не хуже, а чаще всего - лучше предыдущего.

И надо сказать, что Марина Андреевна была редактором от Бога. Она умела, например, разглядеть будущего автора «Альфы и Омеги» в человеке, с которым случайно познакомилась, находясь в больнице. Даже в повседневной жизни она умела находить темы для серьезного обсуждения и исследования.

Господь судил ей прожить очень интересную жизнь, но в конце жизни послал ей тяжелое испытание болезнью. Она переносила его в полном сознании и с покорностью воле Божией.

Господь да упокоит душу новопреставленной рабы Божией Анны в селениях праведных! Будем помнить ее и молиться об упокоении ее бессмертной души.

Марина Андреевна – это целый мир

Директор просветительского православного форума «Православие и мир» Виктор Судариков:

Переводчик, издатель, редактор, христианский мыслитель, специалист по комнатным растениям, художник-ювелир, коллекционер и многое-многое другое…
Но главное – это, конечно, вера – которая «в ребрах», которая определяет все мысли и дела, которая делает человека свободным и способным к тому, чтобы духовно расти выше и выше.
Она была духовным чадом и ученицей выдающихся пастырей XX века – прот. Александра Меня (о котором рассказывала как о весьма строгом и серьезном духовнике, не принимая отношения к нему некоторых экзальтированных его почитателей) и прот. Глеба Каледы.

С Мариной Андреевной нас познакомил в храме Иоанна Предтечи на Пресне о. Андрей Кураев. Потом я иногда бывал в ее удивительной квартире, наполненной книгами, диковинными растениями (часть из них стояли в специальных закрытых колбах) и картинами Елены Черкасовой; даже готовил некоторые публикации для «Альфы и Омеги». Марина Андреевна любила и ценила друзей, заинтересованно расспрашивала о моих детях…

Ее наследие – огромно. Интереснейший богословский журнал «Альфа и Омега», выходивший с начала 1990х годов, коллекция картин, множество собственных статей и переводов. Талантливый человек – талантлив во всем. Мало кто знал, что у Марины Андреевны были дипломы ВДНХ за выращенные экзотические растения. В преклонном возрасте она прекрасно освоила изготовление различных украшений – ее «цацки и бряки».

Да, еще Марина Андреевна любила своего кота Мишку и даже писала о нем…

Помню, как однажды, Марина Андреевна процитировала мне древнюю аскетическую мудрость о том, что Господь призывает к Себе человека в тот момент, когда тот лучше всего к этому готов. И заключила - «Если Господь продлевает мою жизнь, значит дает мне еще время покаяться».

Теперь колос созрел.

Царства Небесного рабе Божией Анне…

Не помню, чтобы ее поступки или слова были вне христианского понимания жизни

Священник Михаил Исаев, клирик храма Рождества Пресвятой Богородицы в Крылатском:

- Я познакомился с Мариной Андреевной в конце девяностых, когда еще не был ни священником, ни даже диаконом, а учился в богословском институте. Пришел в редакцию «Альфы и Омеги», где меня встретила Марина Андреевна и приняла в число сотрудников журнала. С тех пор мы тесно и много общались, а когда меня рукоположили, то через какое-то время усилились и духовные связи, я стал духовником Марины Андреевны. Одним из последних я причащал ее в больнице.

Мы говорили с Мариной Андреевной на самые разные темы, и всегда, даже если речь шла о каких-то бытовых вещах, я поражался ее мудрости. Не помню, чтобы какие-то ее поступки или слова были вне христианского понимания жизни. Столько замечательных советов она мне дала, так многому научила! Общение с ней духовно укрепляло. Многие отмечали, что после разговора с Мариной Андреевной чувствуешь себя окрыленным. Вечная ей память!

Всё, что она делала, делала неравнодушно

Александр Дворкин, профессор ПСТГУ:

Несколько лет назад, когда мы собирались в память об отце Глебе Каледе, Марина Андреевна немного иронично сказала, что когда делишься воспоминаниями об ушедшем человеке, всегда говоришь «я и он». Думаю, сейчас, когда мы вспоминаем дорогую Марину Андреевну, не надо этого стесняться: это естественно, потому что мы все члены единой Церкви, общаемся друг с другом и всегда других воспринимаем именно через призму их общения с нами.

Поэтому хочу вспомнить, как мы познакомились с Мариной Андреевной. Это было 21 год назад. Сам момент встречи я пытался вспомнить, но не смог. После возвращения из Америки, когда я начал работать в Отделе религиозного образования у отца Глеба Каледы, Марина Андреевна часто там появлялась. Потом она стала частью той маленькой общины, которая сложилась вокруг отца Глеба в Высоко-Петровском монастыре. Жили они с Яковом Георгиевичем на улице с труднопроизносимым названием Краснопролетарская, которая находилась в пешеходном расстоянии от монастыря, в доме с очень хитрой системой квартир – лифт посередине, а с двух сторон от него квартиры. Подъезд был разорен: даже ступени на лестнице шли вкривь и вкось, непонятно, можно будет по ним в следующий раз пройти или всё провалится. Впрочем, для начала 90-х ничего удивительного.

И вот, после этой разрухи я заходил в квартиру и попадал в совсем другой мир. Внешний распад забывался: тут были книги , невероятные экзотические комнатные цветы в горшках и, конечно, кот Миша, который спал в царственных позах на всех креслах. Помню, я сразу взял Мишу на колени, и Марина Андреевна сказала: «Осторожно, он только священникам позволяет чесать ему брюхо». Но мне позволил.

Общение с Мариной Андреевной было очень интенсивным, потому что она заставляла работать, заставляла мыслить и делать. Появлялись самые первые проекты. Как-то Марина Андреевна вызвала меня и сказала: «Будет новый богословский журнал, он необходим, и возникла идея, чтобы вы были его главным редактором». Я просто сел на месте. У меня уже тогда столько послушаний было: и Бутырка, и сектами начал заниматься, и преподавал. Но я понял, что не получится у меня просто так отказать Марине Андреевне, и пошел к отцу Глебу, поговорил с ним. Отец Глеб сказал: «Не волнуйтесь, я знаю, как решить этот вопрос».

Он действительно решил этот вопрос – сказал, что Марина Андреевна должна быть главным редактором. Отец Глеб понял, что это то самое место, где должна быть Марина Андреевна, что это работа, которую она вытянет и которая позволит ей раскрыться. Действительно, благодаря этому Марина Андреевна раскрылась и засияла еще ярче, чем когда я знал ее в том узком кругу. Ее личность, обаяние, многогранные таланты открылись для огромного количества людей, журнал стал микрокосмом, преображающимся в макрокосм. Авторы и редакторы, верстальщики, друзья журнала и его читатели – все были как-то связаны друг с другом, получился очень широкий охват. И замечательно, что эта самореализация Марины Андреевны была в Церкви и для Церкви, для Христа и соответственно для каждого из нас.

Как-то после одного очень интересного разговора я спросил ее, почему она не выскажет свои мысли в статье. Тогда она сказала мне, что давно отказалась писать что-то свое – она только редактор. Я не знаю, сама ли она наложила на себя это ограничение или исполняла чье-то благословение, но прошло время, этот пост завершился, и Марина Андреевна начала писать и этим также обогатила очень широкий круг людей – несравненно шире тех, кто имел счастье быть ее непосредственными собеседниками.

Журнал «Альфа и Омега» еще ждет своего исследователя. Великое счастье, что мы знали Марину Андреевну, что она нас понуждала, утешала, что она нас редактировала. Хотя она была таким редактором, с которым часто приходилось спорить. Помню, как серьезно мы спорили с ней, когда она редактировала мои «Очерки по истории Вселенской Церкви». Но эти споры очень много мне давали. Она была серьезным и неравнодушным редактором. Всё, что она делала, делала неравнодушно. И ее неравнодушие проистекало из самого главного: она была любящим человеком с огромным сердцем. Вечная память Марине Андреевне.

Марина Андреевна продолжает свое дело, свое служение

Иеромонах Димитрий (Першин):

Два момента хотелось бы отметить, посвящая свой рассказ светлой памяти Марины Андреевны Журинской.

Прежде всего это предельная честность к себе, к слову, к своему делу, честность, совершенно невероятная для нашего мира, прозябающего в повседневной полуправде. По этой мерке она и себя судила, и горевала об этом мире.

И второе. В последние годы случалось так, что я исповедовал и причащал Марину Андреевну, но то, что я скажу, не является тайной исповеди. Почти всё время ей приходилось преодолевать очень непростую внутреннюю ситуацию, которую иногда называют депрессией.

Это было состояние, о котором писал отец Софроний (Сахаров) - ощущение внутренней пустоты, высасывающей у человека все силы. Это состояние может длиться годами и десятилетиями. Из этого вакуума она выныривала в Божественную благодать - в молитве, в таинствах Христовой Церкви, в общении с близкими людьми. И это тоже был крест, для многих незримый. В ее текстах мы не находим всей трагичности этих переживаний, потому что тексты - слово, адресованное людям, и она берегла людей.

А мы приходили к Марине Андреевне и делились с ней нашими проблемами, недоумениями, горем - и получали ответы, обретали опору в её мудрости и сочувствии, не понимая, какова цена этой деятельной любви. По точному замечанию мужа Марины Андреевны - Якова Георгиевича Тестелеца - дары Божии обычно сочетаются со страданием, налагаемым на нас. И чем выше призвание, тем тяжелее крест.

Важно, мне кажется, понять, что не просто некий человек перешел в мир иной. Уходит эпоха. Уходят люди, в которых нам явлена связь времен. Им было дано удерживать её от распада, вправляя вывихи этого мира. Среди них - отец Александр Мень, Сергей Сергеевич Аверинцев и другие - те, кто остались верны традициям высокой европейской культуры. Родные Богу, они простирали свою любовь и заботу на всех, кто нуждался в них.

Помню, когда я был студентом, Марина Андреевна направляла меня с пакетом разнообразных куриных костей и хрящиков к Сергею Сергеевичу Аверинцеву - у Сергея Сергеевича было много кошек, а кот Марины Андреевны Мишка не всё съедал, что-то оставалось. Так в голодные девяностые они помогали друг другу. Об этом ведь тоже надо было подумать, жить этим и переживать. Мне бы хотелось, чтобы мы хоть чуть-чуть последовали Марине Андреевне и в этом внимании к вроде бы мелочам, от которых зависит очень многое в судьбах и людей, и тех зверушек, цветов и иного творения, что Бог вверил нам.

Молясь об упокоении ее души, мы понимаем, что сейчас Господь открывает ей Себя, являет тайны Своего Царствия.

Незадолго до ухода Марина Андреевна говорила, что наступает момент, когда там любимых и любящих тебя людей уже больше, чем здесь, и они зовут тебя туда. Вечность обращается к нам, обретая лики и уже знакомые черты.

Но переходя туда, мы остаемся здесь. Мы незримо присутствуем во внутреннем мире всех, кого любим, и совершенно неважно, где в настоящее время пребывает наша душа. Сейчас она там, наверное, молится и о нас, ведь любовь в ее сердце стала не меньше, но больше, потому что умножилась на Божественную любовь, растворена этой любовью.

И в настоящее время Марина Андреевна продолжает свое дело, свое служение. Её свидетельство продолжается в её книгах, статьях, аудио- и видеозаписях, фильмах с её участием. Наверное, было бы правильно, если бы мы со своей стороны сделали то, что должны были, но не сделали, чтобы когда и мы перейдем эту черту, за это нам там не было стыдно.

Прожила больше, чем одну жизнь

Андрей Кибрик, доктор филологических наук, заведующий отделом типологии и ареальной лингвистики Института языкознания РАН:

Видимо, большинство знает Марину Андреевну как деятеля православной журналистики, создателя и главного редактора журнала «Альфа и Омега». Но она в своей жизни посеяла много семян, прожила, можно сказать, больше, чем одну жизнь, и в начале своей карьеры работала лингвистом в Институте языкознания. Так сложилось, что она стала координатором проекта «Языки мира». Тогда слово «проект» еще не очень употреблялось, но фактически это был объемный проект описания многих, а в перспективе - всех языков, которые есть на земле.

Вот такой неожиданный, с большим замахом проект задумали лингвисты в середине семидесятых годов. Был создан специальный формат для описания разных языков, сильно отличающихся по своему устройству, чтобы можно было их похожим образом представить. И началась масштабная работа по подготовке этого издания. Первые 12 лет Марина Андреевна выступала в качестве координатора под общим руководством Виктории Николаевны Ярцевой.

За эти, как сейчас уже кажется, недолгие годы, Марине Андреевне и коллективу, в который входил и Яша Тестелец, удалось накопить огромный материал. Как известно, потом Марина Андреевна решила заняться совсем другой деятельностью и ушла из Института языкознания, и я со временем стал ее преемником.

Все эти годы мы продолжаем работу по изданию «Языков мира», уже вышло 17 томов, все они описывают разные языки. В ближайшие месяцы выйдут еще три тома. Общий объем издания - около восьми тысяч страниц. Мы никогда не забываем, что у истоков проекта стояла Марина Андреевна Журинская, и в предисловии к каждому тому отмечаем это. Только последние несколько лет мы готовим книги, основанные на совершенно новых статьях, а примерно до 2005 года в основном издавали статьи, пусть обновленные, переработанные, но еще собранные непосредственно Мариной Андреевной. Вот какой задел она нам подготовила!

Наш небольшой коллектив всегда вспоминает, какую роль сыграла Марина Андреевна. Я думаю, что свою редакторскую руку она во многом набила в процессе работы над этими лингвистическими статьями в уже далекие советские годы. Марина Андреевна, о чем уже не раз говорили, совершила много добрых поступков. В свое время она помогла издать сборник, посвященный юбилею моего отца Александра Евгеньевича Кибрика.

Мои родители тоже были хорошо знакомы с Мариной Андреевной. Сегодня утром я приехал с дачи, с их дачи, где есть большой яблочный сад. Марина Андреевна была не только цветоводом, но и садоводом. Я вспоминаю разговоры про яблони, разные сорта яблок, как их нужно выращивать, как собирать. И я сейчас принес коробку с нашими яблоками. Хотя еды здесь более чем достаточно, я поставлю ее здесь и прошу желающих взять с собой яблоки и еще помянуть Марину Андреевну в том числе и как садовода.

Несла окружающим свет радости

Василий Глебович Каледа, доктор медицинских наук, профессор кафедры практического богословия ПСТГУ:

К Марине Андреевне семья Калед питает особую благодарность за огромнейшую, подвижническую работу над литературным наследием отца Глеба. В начале 90-х годов она была его духовной дочерью и внесла огромный вклад в увековечивание его памяти. Именно ей мы во многом обязаны выходу в свет его литературного наследия, без неё некоторые его работы так и остались бы только частью семейного архива.

Ещё в 1991 году Марина Андреевна, прочитав папину рождественскую проповедь «Волхвы», организовала её издание в виде маленькой брошюрки на газетной бумаге - тогда для нас всех это было событием. Позже, в 1994 году, незадолго до смерти о. Глеба она предложила ему написать статью о Туринской Плащанице специально для второго номера журнала «Альфы и Омеги». Статьи о Туринской плащанице папа уже писал и для ЖМП и для ряда других журналов. Чтобы облегчить ему работу, Марина Андреевна предложила сделать дайджест из его статей, на что он согласился.

Вспоминая их совместную работу над этой статьей, Марина Андреевна, с присущей ей иронией и юмором, великолепно владея литературным словом, описала различный тип авторов, с которыми она встречалась как редактор: « …Есть два типа плохих авторов. Одни дают небрежные листки и благодушно говорят: «ну, исправьте там, ну, допишите, - в общем, делайте, что хотите, это все неважно»; при этом качество готовой публикации целиком относят на свой счет и совершенно игнорируют тот факт, что печатный текст имеет мало общего с изначальным памятником мысли. Другие произносят обычно один и тот же патетический текст с небольшими вариациями: «Имейте в виду, я все это выстрадал и буду бороться за каждую запятую».

Издатели, обладающие зачатками здравомыслия, таких обычно не печатают, другие же пытаются принять вызов и вплотную приближаются к инфаркту; наконец, третьи, отступив под напором автора, печатают все, как есть, чтобы выслушать по поводу печального результата упреки не только коллег и читателей, но и самого виновника торжества: «ну, неужели трудно было это исправить?» Отец Глеб принадлежал к четвертому типу авторов, он же - единственно правильный. Рукопись снова и снова возвращалась к нам с вычеркнутыми абзацами и с заново вписанными дивным профессорским почерком страницами… На моих глазах происходило то, чем всякий профессиональный лингвист любуется как чудом: превращение мысли в слова, а слов - в текст». И когда второй номер журнал был уже готов, а папе оставалось жить считанные дни, Марина Андреевна уговорила директора типографии сделать отдельные оттиски статьи, которые он успел подписать своим родным и близким, за что мы ей до сих пор благодарны.

Вскоре после кончины отца Глеба в одном из московских храмов я увидел за свечным ящиком брошюру о Туринской плащанице и возникла идея подготовить отдельное издание папиной работы об этой святыне. Я позвонил Марине Андреевне, как редактору журнала, в котором была издана папина статья, высказал свою идею, которую она поддержала, и приехал к ней домой для переговоров. С этого времени началось наше с ней сотрудничество по изданию трудов отца Глеба. Статья отца Глеба под названием «Плащаница Господа нашего Иисуса Христа» была издана отдельной брошюрой, в дальнейшем многократно переиздавалась и печаталась в других периодических изданиях. В следующем номере (№3) журнала вместе с некрологом Марина Андреевна опубликовала папину проповедь о русских святых.

После этого закономерно встал вопрос об издании других папиных работ и в первую очередь «Домашней церкви», которая представляет собой серию очерков, многие из которых не были окончательно завершены и имели только рукописный вариант со множеством исправлений. Понимая, что подготовить к изданию с учетом общей занятости сразу целую книгу невозможно, поэтому были отредактированы и напечатаны несколько очерков, которые затем составили отдельную книгу (первое издание 1997 г.). В этом ей помогала Наталия Алексеевна Ерофеева, которая в течение многих лет являлась бессменным и незаменимым обработчиком рукописей отца Глеба.

Одновременно с работой над «Домашней церковью» Марина Андреевна стала работать над записками тюремного священника («Остановитесь на путях ваших»), которые были изданы в 1995 году. Не желая на этом останавливаться, она предложила собрать у папиных духовных чад все аудиозаписи (некоторые из них были крайне низкого качества) его проповедей, вмести с Натальей Алексеевной Ерофеевой перенесла их на бумагу и подготовила сборник проповедей «Полнота жизни во Христе» (1996).

Марина Андреевна очень трепетно относилась к авторскому тексту и проговаривала со мной каждую редакторскую правку. Хочется отметить, что при издании книг, она не только занималась чисто редакторской работой, но и продумывала весь её макет, включая формат книги, размер шрифта, дизайн, цветовую гамму обложки.

Позже, она опубликовала в своем журнале мамины (Л.В.Каледа – монахиня Георгия) воспоминания об её отце священномученике Владимире (№ 24) и мамины воспоминания об о. Глебе (№ 31-32), которые позже, несколько дополненные, вошли в большой сборник «Священник Глеб Каледа – ученый и пастырь» (2007, 2012).

С помощью Марины Андреевны в издательстве при Зачатьевском монастыре была создана серия «Духовный опыт русского женского подвижничества». Дизайн серии был предложен ею, и она была редактором нескольких книг этой серии. Она также участвовала в организации издания монастырской серии акафистов.

В 2008 году она предложила написать мне статью по проблеме соотношения психических и духовных болезней, которой я занимаюсь как психиатр, это была моя первая публикация в богословском журнале, за что я ей очень благодарен.

Позже, когда мы готовили в издательстве Зачатьевского монастыря сборники, посвященные отцу Глебу (2007, 2012) и монахине Георгии (2012), а также последнее издание (2013) «Домашней церкви» (вместе с мамиными воспоминаниями) мы всегда с ней советовались как по концептуальным вопросам, так и по дизайну книги и обложки, при этом её мнение было для нас определяющим. Хочется отметить, что идея издать «Домашнюю церковь» совместно с мамиными воспоминаниями об отце Глебе (в этом издании их назвали «Наша домашняя церковь») принадлежала Марине Андреевне.

Журнал «Альфа и Омега» Марина Андреевна издавала почти двадцать лет. За эти годы появлялось немалое число православных журналов, многие из которых, просуществовав в лучшем случае несколько лет, канули в Лету. Журнал «Альфа и Омега» издавался регулярно, и трудно поверить, что в этом заслуга одной немолодой удивительной женщины – Марины Андреевны Журинской, в святом крещении Анны.

Её дом с большим количеством экзотических растений и важно прогуливающимся огромным котом Мишкой производил впечатление какого-то оазиса спокойствия и умиротворения.
Отец Глеб, один из её духовников, любил повторять, что «христианство - это радостная полнота жизни». Этой удивительной радостной полнотой жизни обладала Марина Андреевна, и свет этой радости она несла окружающим.

Последний раз я общался с ней этим летом, когда она была уже прикована к больничной койке. Она немного говорила о своих болезнях, больше говорила о своем журнале, о том, что следующий сдвоенный номер журнала «Альфа и Омега» будет последним, и о том, каким она его видит.

Марины Андреевны не стало, но с нами остались созданные ею книги, журналы, выход каждого из которых был событием, сборники, на окнах нашей квартиры по-прежнему зеленеют подаренные ею цветы, а за стеклянной дверцей книжного шкафа на страницах удивительно доброй книжки продолжает свою жизнь обаятельный кот Мишка.
Вечная ей память.

Ей нравилось, чтобы вокруг были счастливые люди

Татьяна Петровна Целехович, кандидат филологических наук, один из авторов журнала «Альфа и Омега»:

Кажется, св. Иоанн Златоуст в одной из погребальных речей заметил, что после потери близкого человека живущие начинают скорбеть о том, что недолюбили его, чего-то не сказали, не сделали. После ухода Марины Андреевны у меня нет этого чувства незавершенности: каждое посещение ее обители было для меня событием, и всякий раз - цельным и с красивым послесловием. Даже паузы в разговоре не вызывали неловкости, потому что и они были к месту и, что называется, со смыслом.

Она умела слушать. Была внимательной и не спешила с выводами - уточняла, переспрашивала, просила разъяснить те моменты в монологе собеседника, которые ей казались туманными. Мы пили чай, ели виноград и улыбались друг другу. Я не помню, кто еще мог так рассмешить меня, как она, порой я хохотала до слез: «Этого не может быть!» А она с невозмутимым видом повторяла: «Именно так, милая Таня». Я любила быть рядом с ней. Я успела сказать, что люблю ее.

Когда уходит человек, тому, кто остался, важны вещественные доказательства его присутствия, нужно что-то перебирать, нюхать, примерять - вспоминать. Марина Андреевна дарила мне книги и журналы, косметику и бижутерию. Мы переписывались. И каждое ее письмо - это тоже событие, завершенный цельный рассказ/совет друга/поучение матери. Но как-то особенно дорог мне сделанный ею комплект: браслетик и бусы, яркий, мне показался сразу - даже слишком.

Ей нравилось, чтобы вокруг были счастливые люди, чтобы они радовались и не стеснялись украшать себя. Я стеснялась, а потом - в каждый новый приезд в Москву «к Марине Андреевне» старалась нарядить себя во что-то поющее и солнечное, и если прибавилось во мне за это время женственности - в этом и ее заслуга. Помнится, однажды мы даже вместе совершили шопинг, выбирали украшения - это было торжество вкуса и мастер-класс для начинающих леди!

У нее было много друзей, знаменитых, обыкновенных - для нее - замечательных. Она любила нашу Белоруссию, была другом Никольского монастыря в городе Гомеле и знала тамошних насельников, особенно сердечная дружба ее связывала с архимандритом Саввой (Мажуко), который впоследствии нас и познакомил. Я благодарна, что таким образом оказалась причастна к процессу выхода журнала «Альфа и Омега» и также была в ряду его авторов.

Марина Андреевна была прямым человеком, без лицемерия и двойных стандартов. Иногда ее прямота и бескомпромиссность могли показаться дерзкими и даже обидными, но даже за этим «да-да, нет-нет» была чуткость, любовь и способность понимать и прощать. О чем бы она ни говорила - о религии, о политике, о культуре, о России - все ее разговоры были христоцентричны. Ее жизнь была христоцентрична. Для нее Спаситель был не теоретизированный идеал, абсолют, а живой, очень дорогой для нее, реально существующий с ней - Человек, Личность, Которую она любила. И эта любовь ее была заразительной.

Она часто цитировала Евангелие, отсылала к нему. «Читайте Евангелие, деточка, там все написано» - это стало уже моим жизненным кредо. Вспоминала апостола Павла: непрестанно молитесь, за все благодарите, - живите в радости. А еще о том, что христианство не знает зомбированных шаблонных верующих, а только личностей - и у каждого своя история.
Мы много говорили о любовных историях, об отношении полов в современном мире, столько шуток было отпущено по этому поводу - ни для кого не оскорбительных, просто смешных, как голая правда. Марина Андреевна очень любила своего мужа. Когда я смотрела фото с ее похорон, острое чувство потери я пережила, заметив на них Якова Георгиевича, его растерянное лицо, опавшие щеки и устало опущенные руки.

Это было будто отражением гоголевского Афанасия Ивановича из «Старосветских помещиков». Некоторые полагают, что это лучшее произведение о любви в русской литературе. Правильно полагают, но в реальности еще лучше бывает. Такие внимание, забота, уважение, чуткость Марины Андреевны и Якова Георгиевича друг к другу - вызывали умиление и чувство благодарности за предоставленную возможность наблюдать пример Семьи, верных друг другу, любящих людей. И вот здесь становится очевидно, что значит: «смысл православного брака - в любви двоих», а не в продолжении рода.

Говорят, что продолжения не бывает, что с собой в могилу ничего не заберешь, и вот здесь можно поспорить. Есть люди, которые уносят с собой целый мир. Марина Андреевна Журинская - это эпоха в истории русского православия, и это не громкие слова: уже только один «журнал о Христе», которому она посвятила столько сил и знаний, отдала свое здоровье - весомый аргумент ее вклада в богословие.

Когда уходит близкий человек, живые оплакивают также и себя, потому что им жаль тех, какими они были рядом с этим человеком. Мне жаль себя. Я больше никогда не замечу в окнах первого этажа тихий волшебный свет сквозь заросли кактусов, не услышу за дверью медленные шаги и не почувствую тепло щеки, на меня не будут ворчать и больше не подадут носовой платок, чтобы я утерла слезы, неожиданно вырвавшиеся из душевных кранов, я не буду слушать Цоя вместе с ней и рассматривать картины и книги… Будто она унесла с собой часть меня, - в эти дни я расстаюсь с той Таней - с печалью и благодарностью.

Однажды на мои сетования по поводу неустроенности хороших православных людей в мире Марина Андреевна заметила: «Это на земле бывает, а вот вспомните: не видел того глаз и не слышало ухо, что уготовил Господь любящим Его?..».

Я только сейчас вспомнила. А она - уже знает. И вместе - будем жить, в ожидании новой встречи.

Она была по-настоящему христолюбицей

Протоиерей Алексий Уминский, настоятель храма Живоначальной Троицы в Хохлах:

Христолюбица… Она была по-настоящему христолюбицей. Это самое главное, что люди начинали понимать, когда с ней встречались, когда начинали с ней общаться, ее узнавать. Когда читали ее замечательные статьи, когда слушали ее рассуждения о Церкви. Христолюбица…

Таких людей вообще всегда бывает очень немного. Но именно такие люди прежде всего влияют на мир. Об этом нам хорошо известно из слов преподобного Серафима Саровского, но мы об этом не задумываемся всерьез. Ну как человек может спасти тысячи? А вот так, незаметно, оказывается, и бывает, что когда есть христолюбец или христолюбица, то меняется мир, меняется пространство жизни. И это особенно вдруг понимаешь, когда этот человек разлучается с нами.

Марину Андреевну можно называть учителем Церкви. Ну, или учительницей. Потому что она действительно нашу новорожденную Церковь последних десятилетий многому научила. Она очень многому учила и научила христиан. Например, она всегда, постоянно, учила всех человеческому достоинству. Это была очень важная наука, которой она сама овладела и пыталась привить другим. Учить христиан человеческому достоинству.

Она учила и многих научила свободе, настоящей. Такой, не разнузданной свободе, безответственной, а глубокой, ответственной свободе христианина внутри Церкви – то есть, ответственности очень большой.

Она очень многих научила смотреть на мир глазами ребенка. При том, что она человек, убеленный сединами, восхищение и удивление этим миром она не прекращала. В любом растении, которое она видела и любила как живое существо, бабочках, цветах, любимых котах – она видела любовь Божию к человечеству. Ее любовь ко Христу распространялась на этот мир, так она понимала слова: «Идите, проповедуйте всей твари». Для нее эта тварь, в любви к ней, была тоже проповедью, разговором о Христе. Это удивительное научение, которое она оставила нам, таким сухим и почти безжизненным людям XXI века.

Конечно же, она очень любила Христа, и поэтому она учила прежде всего верующих людей, тех, кто называется христианами, кто называется православными – искать в своей жизни встреч со Христом. Ничего более дорогого и не было, чем эта встреча со Христом, подражание Христу, мысли о Христе, тоска о Христе, которая в ней была такой живой, не давала ей быть спокойной, все время ее тревожила. Этому она непрестанно учила и продолжает учить.

Этого учительства всегда немного, но оно очень важно, оно замечательно, это учительство, которое делает нас стоящими во Христе людьми.

Мы сегодня провожаем ее. Слово «похороны» совсем не вяжется с тем, что есть у нас во Христе. Потому что, когда похороны – это победа смерти. А вот сегодня – христианское погребение – это всегда победа жизни. Эти слова, которые мы сегодня слышали при отпевании, эти молитвы потрясающие, которые все время возвещают победу жизни, и никакой смерти. Нам горько терять в этой жизни такого удивительного человека, это действительно для нас огромная потеря, но для нас это и приобретение, потому что свидетельство во Христе, истинное свидетельство веры – это всегда приобретение, это всегда новое. Новый голос, который говорит о том, что Христос воскрес, о том, что смерть побеждена, и о том, что жизнь жительствует.

Спасибо всем, кто пришел сегодня на этот праздничный, торжественный день, потому что сегодня – действительно праздник для Марины Андреевны. Она со Христом, Которого так любила. У нее сегодня день рождения настоящий – настоящего христианского рождения. Как и для нас, я надеюсь, это будет так. Для каждого христианина – день рождения во Христе.

Мы познакомились с Мариной Андреевной чуть более двадцати лет назад в тот самый момент, когда только-только стал выходить в светжурнал «Альфа и Омега» . И наша первая встреча была как раз посвящена журналу, формированию его редакции. Марина Андреевна пригласила меня в редакционный совет.

Наше первоначальное общение происходило в осмыслении составляющего журнал, того, что происходит в Церкви. Мы говорили о необходимости настоящего духовного просвещения, живого богословия, а не «репринтного». В начале девяностых годов прошлого века в основном шло репринтное переиздание богословских трудов прошлого. Да, это было важно, нужно. Но эта «репринтность» до сих пор продолжается в головах многих христиан.

А Марина Андреевна тогда решила пойти иным, очень сложным неизведанным путем. Я бы даже сказал – дерзким для женщины, у которой есть повеление в церкви молчать.

Марина Андреевна никогда не молчала, очень почитая апостола Павла и святоотеческую традицию. Причем говорила так, что ее голос становился голосом Церкви. Ее женское как бы терялось, в ней уже было то, о чем говорил апостол Павел: «Во Христе несть мужеский пол, ни женский» (Гал. 3: 28).

Она поставила перед собой и перед журналом цель говорить с людьми Церкви на богословском, современном, на христианском языке в рамках тех проблем, которые стоят перед Церковью сегодня. И у нее это блестяще получилось.

Все эти двадцать лет журнал занимал и занимает (не хочется говорить только в прошедшем времени) свое уникальное место. За это время у него не появилось ни одного конкурента. Журнал, в котором говорили о сложных богословских проблемах, с самого начала был обращен к современному образованному христианину, думающему, читающему, нередко только воцеркволяющемуся. «Альфа и Омега» стал особой формой богословского образования для новых христиан, которые недавно пришли в Церковь. Более того, мне известно из жизни моего прихода, что очень многие люди, которые только стали христианами, очень любят этот журнал, даже не имея высшего образования. Он всегда для читателей – новая встреча с Церковью, новый взгляд на святоотеческое наследие.

И именно «Альфа и Омега» подружил нас с Мариной Андреевной. Мы стали общаться.

У всех людей, кто хоть как-то столкнулся с ней в жизни, Марина Андреевна вызывает колоссальное уважение и огромное почтение. Не только своей образованностью, активностью. Но главное – удивительным духовным богатством. Марина Андреевна оказалась настоящей христианкой XXI века.

Она жила всепоглощающей любовью к Церкви, постоянной устремленностью ко Христу. Всем, кто общался с ней, было понятно – для Марины Андреевны Христос – это жизнь.

При том, что она обладала очень непростым характером, то чаще всего и бывает с по-настоящему очень живым мыслящим человеком, постоянно находящимся в противоречии с самим собой.

Марина Андреевна была очень правдива, а отсюда – резкость в суждениях и ответственность за свои слова. Причем эта правдивость была свойством ее христианства.

При этом она была очень уязвимым человеком, который очень страдал от того, что происходит в мире, в Церкви, между христианами.

Марина Андреевна была способна на какие-то совершенно наивные с точки зрения этого мира, абсолютно не прагматичные и даже безумные поступки. Она совершала их исключительно из понимания: Христос поступил бы так же.

Говорить о том, каким прекрасным собеседником была Марина Андреевна, наверное, лишнее. Это знают многие. Как и то, каким она была великолепным публицистом. Ее яркие статьи в открытом доступе.

Марина Андреевна легко сходилась с людьми, открывалась, даря себя собеседникам, делая их своими друзьями.

Те, кто хоть раз встречались с Мариной Андреевной, попадали под ее очарование, старались быть в ее орбите.

Она очень любила молодежь. И когда Марина Андреевна еще и полюбила русский рок, стало понятно, что она – просто очень молодой человек.

Марина Андреевна – человек очень высокой планки. Во всем, что она в жизни делала. Даже ее «цацки и бряки» - украшения, которые Марина Андреевна стала делать в конце своей жизни, - получались по-настоящему красивыми. Она давала их и для наших приходских благотворительных ярмарок, и за них мы получали крупные суммы, которые шли на помощь тем нуждающимся, для которых проводились мероприятия.

Культура, которой обладала Марина Андреевна, была культурой самой высшей пробы. Она – из плеяды Сергея Сергеевича Аверинцева. Носителей такой культуры всегда очень немного, по пальцам пересчитать. Теперь стало еще меньше.

И при этом она была человеком, влюбленный в окружающий мир, сотворенный Богом: в природу, в цветы, в деревья, в обожаемых котов.

Многое Марина Андреевна нам могла бы еще подарить, с ее интеллектом, с ее сердцем, ее энергией.

Последние месяцы, которые она провела в реанимации под аппаратом искусственного дыхания, стали для нее настоящим подвигом мученичества. При ее энергии оказаться прикованной к постели, беспомощной, даже без возможности говорить. Последнее время она могла только артикулировать какие-то слова и чтобы понять их, нужно было внимательно следить за губами.

Было видно, что она, как христианка, пытается собрать все свои внутренние силы, чтобы сохранить внутренний мир, не расплескаться в отчаянии, не потерять связь с Богом.

Две недели назад, когда я был у нее в реанимации, причащал, Марина Андреевна попросила прочесть над ней отходную.

Потом почти всегда находясь без сознания, она приходила в себя буквально на минуту, когда к ней приходили со Святыми Дарами. Я причащал Марину Андреевну в воскресение, и она пришла в сознание ровно тогда, когда я пришел к ней со Святыми Дарами, сознательно причастилась и потом ушла в мирное покойное состояние.

То же самое мне рассказал отец Димитрий (Першин), причащавший Марину Андреевну в последний раз, в понедельник. Она на минуту пришла в сознание, причастилась, как-то особенно желая этого, с какой-то особой жадностью (здесь мне это слово кажется уместным) и – вновь ушла в бессознательное состояние.

Я уповаю на то, что Марина Андреевна со Христом, Которого она так любила. Вечная ей память.

Наверняка найдется кто-нибудь, кто с негодованием воскликнет: «Ну разве это христианская точка зрения! Мы хорошо знаем, что за смертью следует воскресение, так что ничего страшного, да и к тому же трагедия - это вообще из театра и тем самым недостойно христиан».
Однако опыт человечества, в том числе и человечества, просвещенного светом Евангелия, в том числе и ныне живущих нас и наших ближних, показывает, что смерть - это очень серьезно и страшно. И смертные муки - это всерьез; это боль, которую нельзя вынести, оставшись в живых. И трудно душе расстаться с телом. И страшно впасть в руки Бога живого (Евр 10 :31), о чем еще необходимо будет сказать. Пожалуй, христианину, лишенному твердой веры и упования (увы, это нередко бывает), умирать труднее, чем атеисту, придерживающемуся своих воззрений. Правда, что мы знаем о последних минутах и даже секундах человеческой жизни?

Те, кому выпало присутствовать при исходе души из тела, знают, что некая тайна скрывает сам момент перехода - да так, что и гадательно об этом рассуждать не следует.
Мы ведь недаром молимся о христианской кончине, безболезненной, непостыдной, мирной, и недаром отмечаем, что таковой удостаиваются праведники. Задумывались бы о смертном часе (есть ведь и молитвенные слова о даровании памяти смертной) - усерднее бы молились.

А что касается того, что трагедия - это из театра, то не на пустом же месте. Люди смотрят трагедии, сопереживают, плачут - ради утешения, ради смягчения чувства трагичности бытия. В свое время Аристотель создал понятие катарсиса , очищения, которое испытывают люди, посмотревшие правильно написанную трагедию. А правильная - это та, которая и вызывает катарсис; в этом смысле современные боевики с морями крови и горами трупов - не что иное как профанация темы смерти, способная лишь притупить, заглушить, исказить человеческое ее переживание. Да,нам даровано утешаться в молитве, но бесспорно и то, что утешение нам необходимо. И даже если принять во внимание, что для почившего смерть означает новую, лучшую жизнь, для близких это тем не менее утрата. А для дела, которому покойный служил, его смерть может оказаться гибельной.

Тема трагичности бытия с особой силой звучит в Евангелии от Луки. Рассмотрим соответствующее место (главы 12–13). После череды притч, завершающихся притчей о том, что кому много вверено, с того больше взыщут (Лк 12 :48), - в совокупности их можно определить как притчи об ответственности - Господь с силой восклицает (ст. 49–50): Огонь пришел Я низвести на землю, и как желал бы, чтобы он уже возгорелся! Крещением должен Я креститься; и как Я томлюсь, пока сие совершится! Огонь здесь - очи-
щающая благодать Нового Завета, - но огонь устрашает, и это находит отклик в другом месте новозаветного Писания: Страшно впасть в руки Бога живого! (Евр 10 :31). Уже сам глагол впасть несет в себе представление об опасности: впадают в грех, в искушение, в погибель - и в руки Господа.

А вот Христос, говоря, что желает, чтобы возгорелся огонь, что Он томится, пока не свершится Его крещение (а свершится оно на Кресте), являет полноту мужества. Однако страшная сила смертных мук такова, что и Сам Господь, совершенный Бог - но и совершенный человек - молится о том, чтобы чаша сия по возможности была отвращена от Него; и молится в смертном ужасе, до кровавого пота, трижды приступая к этой молитве (об этой троекратной молитве и сказано трижды - см. Мф 26 :38-44; Мк 14 :33-41; Лк 22 :41-44). Так что боюсь, что «оптимистическое» отношение к смерти является попыткой умаления того подвига, который предпринял Взявший на Себя грехи мира - нашего ради спасения .

А в начале 13-й главы Спасителю рассказывают о галилеянах, кровь которых Пилат смешал с жертвами их . В ответ Он напоминает о тех людях, которые погибли, когда обрушилась башня Силоамская (их было 18), и утверждает, что они вовсе не были грешнее прочих в Иерусалиме, но такая внезапная смерть (ее принято называть трагической кончиной) может постигнуть всякого, кто не покаялся.
Давайте рассмотрим: обещает ли Христос тем, кто покаялся, гарантию земного бессмертия? Представляется, что скорее Он предостерегает от смерти без покаяния, поскольку она может самым трагическим образом сказаться на посмертной участи, от того, что в высокой поэзии православной молитвы называется уснуть в смерть .

В христианской культуре принято различать, покаялся ли человек перед смертью (это и называлось христианской кончиной) или же не успел; за таких следует молиться сугубо. В «Божественной комедии», выстроенной чрезвычайно искусно, так что круги ада имеют некоторые параллели в кругах чистилища и даже рая, противопоставляются два наемника-кондотьера. Оба вели довольно-таки неправедный, мягко говоря, образ жизни и оба нашли смерть в бою, но один из них - в аду, а другой, воскликнувший в минуту смерти
«Господи, помилуй» - в чистилище. Да что кондотьеры, когда пример благотворности предсмертного покаяния являет нам благоразумный разбойник (см. Лк 23 :40-43). И поскольку покаяние его было полным, то попал он в рай. А в русском обиходе одной из самых страшных клятв было: «да чтоб мне умереть без покаяния!». А что теперь? А теперь чрезвычайно ценится смерть внезапная (церк.-слав. наглая) - именно за то, что дает возможность избежать покаянных мыслей.

Да даже если и не внезапная... Знаю я страшный случай, когда от неизлечимой болезни умирал старый врач, и прекрасно знал, что умирает, и просил позвать священника. Дочь же его, немолодая женщина и тоже врач, отказалась звать батюшку, мотивировав это тем, что больной потеряет стимул бороться за жизнь и скорее умрет. Чего только не выдумывают люди, чтобы уклониться от лицезрения правды! А правда - это не только то, что Господь создал мир и управляет им, но и то, что всякий человек на пути к Нему должен взглянуть в лицо смерти. И сделать это мужественно. А мужество дает Бог, с Которым надлежит встретиться в последнем
Таинстве на земле - с надеждой встретиться с Ним на Небе. Он не отменяет страшного перехода (дерзну предположить, что потому, что желает конечного возрастания души) - Он укрепляет человека в вере и надежде.

Точно так же, как Его Самого укреплял Ангел в Гефсиманском саду (см. Лк 22 :43).

Главный редактор богословского альманаха «Альфа и Омега», публицист, писатель, переводчик скончалась 4 октября после продолжительной болезни. Просим молитв о упокоении новопр. Анны (имя в крещении).

Окончила филфак МГУ, диплом по хеттологии. Около 20 лет работала в Институте языкознания, в секторе общего языкознания. Специализация — общая типология, общая грамматика, грамматическая семантика. В течение 10 лет была главным менеджером группы «Языки мира», целью которой было создание общих теоретических принципов описания любого языка и выпуск энциклопедии «Языки мира». Кандидат филологических наук, имеет более 100 публикаций на лингвистические темы. Переводчик с немецкого (лингвистические работы, а также Гадамер и Швейцер). С 1994 года издатель и редактор журнала «Альфа и Омега». Член редколлегии сборника «Богословские труды».

Когда-то очень давно я для себя сформулировала такое нехитрое правило: мы разбираемся в арифметике, иногда очень даже неплохо. А Бог — Он алгебру знает.

Мы очень любим давать ясные определения, категорические оценки, хотя знание наше очень ограничено. А Бог видит весь мир, всю его историю и современность. О будущем умолчу.

Конечно, ясность и определенность полезны, кто бы спорил. Но есть две вещи, ясное определение которых сильно мешает понять их суть. Да и категорические их оценки, можно сказать, зря под ногами путаются.

Вот, например, мы вообще против фрейдизма и готовы его ругать всегда. Но Фрейд, хотя и создал неверную модель сознания, был умным человеком и умел людям помогать. Да и среди его последователей встречаются люди как минимум интересные; так, однажды в каких-то материалах конференции я среди километров досадных построений наткнулась на слова о том, что лучшее, что психоаналитик может сделать для пациента, — это послать его на исповедь. Согласитесь, в этом есть резон.

Так вот, Фрейду принадлежит идея о том, что человеку свойственно стремление к смерти. В общем-то это не новость; и Шекспир писал об этом («зову я смерть»), да и мало ли кто еще. Очень убедительно, кстати, — фантаст в рассказе «Синяя бутылка» о таинственном марсианском сосуде, который исполняет самое сокровенное желание владельца. За ним, естественно, охотятся, но всех, кто его раздобыл, находят мертвыми.

Наконец, очень здравомыслящий человек понимает, что бутылка действительно честно выполняет заветное желание — а это и есть желание умереть, — и перешибает всю ее волнующую магию самым простым способом: твердо определяет, что для него в бутылке всегда должно быть какое-то количество виски. И на этом сравнительно безвредном желании успокаиваются и он, и бутылка.

А теперь попробуем подавить возгласы протеста против виски (виски здесь вообще не при чем) и против Фрейда и подумаем: а так ли уж ложна эта идея насчет главного стремления человека? Коль скоро мы верим, что человек создан Богом и что душа по природе христианка, мы можем признать справедливость той мысли, что эта душа, страдая от своей падшести в падшем мире (стеная и мучаясь, по словам апостола Павла), уповает на милость Божию и на возможность перейти в пакибытие — в Царстве Небесном. Так вот и получается, что Фрейд Фрейдом, а мысль о месте, «идеже несть болезнь, печаль, ни воздыхание, но жизнь бесконечная», и стремление туда не просто дозволительны для христианина, но дороги ему.

Дальше начинается пренебрежение земной жизнью, телесностью, гнушение плотью и браком, рассуждения о том, что тело — темница души и прочие темноватые построения, влекущие за собой бедствия и уклонения в ересь. О дальнейшем и говорить не хочется; остается только уповать на то, что Господь милостив даже к тем, кто пренебрегает Его Промышлением о человечестве.

Или же совсем печальные вещи: самовольное пресечение жизни. И бывает, что не только своей. Причем из лучших побуждений.

…Давайте сделаем поэтический антракт. :

Дано мне тело — что мне делать с ним,
Таким единым и таким моим?
За радость тихую дышать и жить
Кого, скажите, мне благодарить?

Я и садовник, я же и цветок,
В темнице мира я не одинок.
На стекла вечности уже легло
Мое дыхание, мое тепло.

Запечатлеется на них узор,
Неузнаваемый с недавних пор.
Пускай мгновения стекает муть —
Узора милого не зачеркнуть.

(Кстати, не могу не поворчать: в самиздатовском Мандельштаме было «в теплице», что представляется более осмысленным как из-за того, что «цветок», так и из-за«стекол», которыми теплица изобилует, а темница — совсем наоборот.)

В этом небольшом стихотворении — ключ к пониманию того, в каком смысле мы можем считаться соработниками у Бога (см. 1 Кор 3:9 ). Апостол Павел говорит это о себе (ну, и о других Апостолах) как о делателе дела Христова, о благовестнике и просветителе народов. Но он же сказал «Подражайте мне, как я Христу» (1 Кор 4:16, ср. Фил 3:17 ). И вот тут вопрос: нам что же, всем становиться Апостолами и просвещать народы? Иногда это так и понимается — и результат не вдохновляет. Потому что наш апостолат — иной: мы сами должны стать свидетельством благодати Христовой: радостными, любящими и дружелюбными, лишенными зависти, подозрительности и злобы.

Не так это просто и в общем-то людям невозможно. Но не Богу. Поэтому наше «соработничество» — познавать волю Божию о себе и исполнять ее. А воля эта — благо.

Если вернуться к печальной теме самовольного оставления жизни, то сейчас очень распространено рассуждение о том, что Бог дает человеку жизнь, и тот не вправе ее самостоятельно пресекать. Честно говоря, это рассуждение привносит в отношения Бога и человека момент уже не просто юридический, но прямо-таки коммерческий: нельзя нарушать правила сделки.

Иное дело — если взглянуть на проблему с точки зрения живого и доброго отношения. Бог сотворил человека (данного) с какой-то целью. У Него было для этого человека задание. И нехорошо увиливать от выполнения этого задания. Человек чаще всего не знает о своей задаче, поэтому нужно следовать совету Павла: всегда радоваться, непрестанно молиться и за все благодарить (см. 1 Фес 5:16-18 ). И так познавать волю Божию о себе. А иногда Господь приоткрывает человеку фрагмент Своего замысла о нем, и с этой радостью не сравнится никакая другая, потому что это — плод соработничества и его осмысление.

И еще есть одна причина для того, чтобы не складывать лапки, не махать на все рукой, не идти ко дну и тем более — не спрыгивать на ходу. Господь хочет, чтобы все спаслись и Сам забирает в Свое Царство тех, кого спасает. Правила добродетельной жизни известны достаточно хорошо, но так же хорошо известно, что нет человека, который бы не согрешил.

Мне всегда очень жалко тех людей, которые убиваются из-за того, что все еще не расстались с грехами. Очень хочется от души пожелать им вслушаться в Воскресную песнь по Евангелии: «…поклонимся святому Господу Иисусу, Единому безгрешному». Не за мнимую безгрешность Христос оправдывает людей (не в юридическом опять-таки смысле, а в смысле принимает в сонм праведников), а за их стояние в истине.

За честное, искреннее, горячее стремление к Нему. За то, что человек слушает слово Божие и по мере сил, весь в надежде на Его помощь, старается это слово исполнять. Иными словами — восходит к себе, как это говорится, приближается к тому образу, в котором был задуман.

А это очень длительный процесс и подчас довольно-таки мучительный. И для того, чтобы пройти свой жизненный путь в правильном направлении, нужна чуткость — и воля.

Здесь, как и в случае со стремлением к смерти, возводимым к злокозненному Фрейду (хотя если поразмыслить спокойно, то ничего подобного), мы сталкиваемся с еще одним понятийным клише: воля к жизни. Вроде бы ее придумали Шопенгауэр и Ницше, нам чуждые и в определенной степени враждебные, и развивают это понятие тоже деятели не сказать чтобы православные. Так из-за этого что, от жизни отказываться?

Не хочется называть это волей к жизни — не надо, лишь бы нам твердо придерживаться понимания того, для чего она нам дана: для возрастания. Поэтому жить нужно упорно и прилежно, если позволительно так говорить.

И если настроиться в соответствии с волей Божией на жизнь, то она — и весь Божий мир — предстает настолько привлекательной, что решающим образом ее не омрачает ничто. Это не значит, что нужно закрывать глаза на текущие безобразия, отнюдь нет. Но правильно, «по-божески» к ним относиться, ничего не преуменьшая и не преувеличивая — входит в задачу человека на земле.

…А со словами нужно что-то делать, чтобы они служили средством выражения мысли и средством общения, а не камнем преткновения. Так, меня очень огорчает такой нюанс. Известно, что — богочеловеческий организм. Организм по определению живой и должен быть живым. Так надо же случиться такой беде, что термин «живая Церковь» застолбили граждане, не имеющие к тому никаких оснований! История расставила все по местам: от них и от их искусственных построений и следа не осталось. Да только мы боимся сказать, что наша Церковь — живая. Да что сказать, думать опасаемся. А как бы было хорошо, если бы этот страх ушел! Он и уйдет со временем, конечно, а пока будем утешаться тем, что наше пребывание в Церкви являет нам полноту жизни. И вот, Христос рождается — и мы рождаемся водою и Духом. Христос воскресает — и мы получаем от Него жизнь с избытком.

И нет ничего в мире, чего Он не мог бы уврачевать.

26 июня 1941 года родилась Марина Журинская, лингвист, основатель и редактор православно-интеллектуального журнала «Альфа и Омега».

Личное дело

Марина Андреевна Журинская (1941-2013) (фамилия по первому мужу - Альфреду Журинскому, девичья фамилия неизвестна) окончила Филологический факультет МГУ, защитила диплом по хеттологии (вероятно, под влиянием В.В. Иванова). Стажером попала по распределению в Институт языкознания РАН, где ее областью занятий стала лингвистическая типология. В середине 1970-х годов Марину Журинскую назначили координатором проекта ИЯ АН СССР «Языки мира», вела проект до 1986 года. Целью проекта было создание общих теоретических принципов описания любого языка и выпуск энциклопедии «Языки мира». Кандидат филологических наук, имеет более 100 публикаций на лингвистические темы. Переводчик с немецкого (лингвистические работы, богословские тексты, а также Гадамер и Швейцер). С 1994 года издатель и редактор журнала «Альфа и Омега». Член редколлегии сборника «Богословские труды».

В 1975 г. под влиянием лекций С. С. Аверинцева приняла крещение у отца Александра Меня под именем Анна. После 1986 г. оставила редактирование лингвистических трудов и полностью переключилась на православную публицистику. В 1994 г. основала под влиянием круга Аверинцева православно-просветительский журнал «Альфа и Омега», главным редактором которого была вплоть до своей смерти. Журнал не является официальным органом РПЦ, однако получил высокие оценки со стороны Патриархов Московских и Всея Руси Алексия II и Кирилла, который отметил, что журнал «стал одним из наиболее востребованных изданий среди отечественной христианской периодики».

Чем знаменита

Редактировала серию «Языки мира», вела разделы по структурной типологии в нескольких сборниках. Основала православный интеллектуально-просветительский журнал «Альфа и Омега», посвященный популяризации библеистики, патристики, истории Церкви, богословия.Член редколлегии сборника РПЦ МП «Богословские труды».

О чем надо знать

Марина Журинская

В МГУ не было хеттологии, ее насаждали лингвисты-компаративисты во главе с В.В, Ивановым. Диплом М. А. не был в строгом смысле научным трудом, равно как и ее энциклопедические статьи, написанные в 1970-х гг. для различных сборников. Они популяризировали идеи, которые развивали в те годы теоретики В. Звегинцев, И. Мельчук. Собственно структурную типологию основал в США Гринберг в 1960-х гг, в России расцвет наступил уже в 1980-х (Недялков, Храковский, Кибрик и др.). Поэтому научная деятельность Журинской в лингвистике была более популяризаторской, а ее уход из Института языкознания - переходом на популяризацию православия.

В 1990-е гг. на волне перестройки было создано несколько журналов про Библию и Церковь («Мир Библии», «Церковь и время» и др.), предназначенные питать интеллектуально околоцерковную интеллигенцию, ориентированную, прежде всего на С. С. Аверинцева и митрополита Сурожского Антония (Блума). В журнале «Альфа и Омега» публиковали преимущественно статьи на темы Библии, патристики, богословия и агиологии, а также переводы библейских и патристических текстов.

Прямая речь

«Проблема перевода Священного Писания актуальна сейчас практически для всех христианских Церквей и народов: переводы, вполне адекватные для своего времени, нуждаются в обновлении, пересмотре, так как язык изменяется постоянно, и тексты в связи с этим устаревают, становятся архаичными. Однако проблему эту, общую для всех, решать приходится в каждом конкретном случае индивидуально, так как перевод или пересмотр существующих текстов Писания на национальных языках должен осуществляться в русле соответствующих традиций — языковых, филологических, культурных». Марина Журинская.

«Даже если куда-то денется Русская Православная Церковь, — что невозможно, но даже если она куда-то денется и в ней останется один священник — горький пьяница и заведомый стукач — я останусь его последней прихожанкой и мы вместе будем оплакивать наши грехи». "Марина Журинская: Без московской ругани" . Православие и мир от 12.05.2011 .

7 фактов о Марине Журинской

• Диплом Журинской был посвящен языку древних хеттов, диссертации она не защитила.
• Оба мужа Журинской были крупными лингвистами - Альфред Журинский и Яков Тестелец.
• Журнал «Альфа и Омега» был основан в 1994 г. как Ученые записки межконфессионального Общества для распространения Священного Писания в России (ОРСПР), а благословение РПЦ МП он получил только в 1996 г.
• На страницах журнала вышли первые публикации статей А. Дворкина, А. Кураева и Е. Хомогорова.
• Книга Марины Журинской «Мишка и некоторые другие коты и кошки: строго документальное повествование», посвящённая её коту Мишке, выдержала два переиздания (2006, 2007, 2009).
• На 70-м году жизни Журинская обратилась к теме рок-культуры и написала статью о Викторе Цое. После этого по приглашению Вячеслава Бутусова, которому статья понравилась, она впервые в жизни побывала на рок-концерте.
• Соболезнования в связи с кончиной Марины Журинской выразил Патриарх Кирилл.

Вспоминает диакон Павел Сержантов, 15 лет работавший в редакции созданного ею журнала «Альфа и Омега».

На девять дней мы пришли к могиле Марины Андреевны Журинской служить панихиду. Под деревянным крестом лежали цветы – с отпевания. Такие свежие, будто все это было вчера. Жизнь оставалась в срезанных цветах. Не торопилась уходить.

Марина Андреевна запомнилась мне удивительно живым человеком. Я познакомился с ней лет пятнадцать назад. У нее было совсем немного здоровья. Но сколько при этом жизни сияло в ее глазах, в ее умении с ходу найти подходящие слова, чтобы охарактеризовать какой-нибудь сухой научный факт или рассказать курьезный случай из жизни.

Она была вхожа в сокровищницу русского языка. На первый взгляд, для лингвиста, кандидата наук это немудрено... Редактор журнала «Альфа и Омега» Марина Андреевна имела литературный талант, – откройте ее «Мишку» и убедитесь. Ее, как автора, интересно читать. Правда, лично мне интереснее было с ней просто разговаривать.

С ней всегда находилось и о чем поговорить, и о чем помолчать. Она не утомляла собеседника потоком профессионального красноречия. Беседы шли неторопливо, на этом пространстве мысли было приготовлено место для всех участников беседы. Можно и свое мнение высказать, и просто сосредоточенно подумать молча. В ее присутствии хорошо думалось. Она специально создавала для этого благоприятные условия.

И еще Марина Андреевна могла вдруг выйти на пределы языковых возможностей. О чем это я? Понимаете, такое бывает с поэтами. Речь поэта посреди стихотворения вдруг становится простой-простой, предельно простой и при том нисколько не теряет содержательности. Напротив, поэтическая речь приобретает какую-то убедительную глубину. Удивительно ощущать глубину простых слов, которая получена не за счет нарочитых усложнений речи, напластований смыслов и не за счет звуковых спецэффектов. У Марины Андреевны простота общения обходилась без досадных упрощений мысли.

Хранить простоту речи и при ней глубину – для этого нужно неординарное чувство русского языка, своего рода абсолютный слух. Мне кажется, найти музыкальный абсолютный слух гораздо легче, чем абсолютное чувство языка. При таком чувстве языка Марина Андреевна говорила с людьми, писала журнальные статьи. И редактировала.

Она умела передавать свой опыт, а далеко не каждый опытный человек способен свой опыт передать другим. Марина Андреевна добросовестно учила сотрудников журнала редакторскому ремеслу, не жалела на это времени и сил. Кто теперь этой выучкой молодых редакторов занимается? Мало кто. Дело-то хлопотливое, долгое и сложное. Вот и читаем мы частенько кое-как изданные журналы и книги...

Однажды Пастернак парадоксально выразился о текстах. Попробую припомнить его мысль поточнее: после того, как автор ставит последнюю точку в тексте, начинается работа над текстом. Начинается. А не заканчивается и даже не продолжается. Да, больших сил требует авторская правка, изнурительная переделка многих страниц, а то и переписывание заново всего «готового» текста. И на этом опять не конец. Начинается еще работа редакторская.

Для Марины Андреевны – редактора – было характерно уважение к автору и одновременно уважение к читателю. Вот ее рецепт! Поэтому ее журнал «Альфа и Омега» всегда получался на удивление хорошим.

Про Марину Андреевну можно вспоминать много. Хочется сказать еще об одной редкой и ценной черте характера, которая присуща разным людям, – была она и у Марины Андреевны. Была она и у отца Иоанна (Крестьянкина). Он однажды признался: «Я люблю радоваться и радовать». Марина Андреевна тоже искала в нашей непростой жизни любой повод порадоваться, увидеть что-то хорошее, ликовать о благости Божией. Любила порадовать и поддержать других: утешительным словом и добрым делом. И старалась, чтобы слова были обязательно подкреплены делами.

Пустые слова, за которыми ничего не стоит, ее не интересовали. Она всегда вдохновлялась словесностью и – самой реальной жизнью, что находится по ту сторону слов. Такой жизнью, которая одна убедительно, без фальши способна зазвучать в словах.

Это все имеет отношение к личному общению с ней и к ее профессиональной деятельности. Каждому понятно, что задача редактора во многом состоит из выискивания и исправления авторских ошибок, недостатков текста. Это «отрицательная» сторона редакторского дела. А есть ведь и «положительная»: найти талантливых авторов и помочь им с публикациями, отредактировать текст так, чтобы он стал чистенький и сверкающий, чтобы читатель благодарно любовался им, и автор тоже был доволен.

Беда, если редактор не видит «положительного» и полностью сосредоточен на «отрицательной» стороне своего дела. Такой редактор неизбежно теряет профессионализм, он не будет испытывать настоящую радость, занимаясь своим делом (злорадство не в счет). А теперь обобщим: беда, если человек сосредоточен на «отрицательной» стороне своей работы и вообще жизни и не замечает в нашей жизни ничего «положительного». У подобной беды много имен, одно из них – уныние.

Марина Андреевна любила замечать хорошее, умела найти что-то стоящее, положительное, радостное в работе и жизни. И охотно делилась своей находкой с ближними. Вечная ей память, да вселит ее Господь в обители небесной радости!