Как и большинство его коллег, советских детских писателей и поэтов, Самуил Маршак не сразу начал писать для детей. Он родился в 1887 году, его раннее творчество отметил известный критик , который пригласил молодого литератора (на тот момент Маршаку было семнадцать) в Петербург и познакомил с Горьким.

В первые годы — даже десятилетие — своей литературной деятельности Маршак писал на вполне взрослые темы. Например, выпустил цикл стихов под названием «Палестина», цикл сионистских стихов (они появились после его продолжительной поездки на Ближний Восток в начале 1910-х годов и проживания в Иерусалиме). Кроме того, два года прожил в Англии и учился в Лондонском университете — именно там он обратил внимание на английский фольклор и начал переводить британские баллады и ирландские лимерики. После революции перебрался на юг России, в Екатеринодар (сейчас Краснодар), где

под псевдонимом писал антибольшевистские фельетоны --

этот факт его биографии, кстати, тщательно скрывался в советское время, хотя именно в то время он впервые начал писать для детей и даже организовал детский театр.

А вот после возвращения в Петроград в начале 1920-х Маршак и становится на тот путь, который его прославил.

Уже в 1923-м выходят его первые книги, предназначенные для детей — там и переводы («Дом, который построил Джек»), и оригинальные стихи — например, «Сказка о глупом мышонке».

Читатель мой особенного рода: Умеет он под стол ходить пешком

Стихи Маршака отличали напрашивающиеся рифмы и запоминающиеся рефрены — и это делало его творчество очень понятным детям. В «Мышонке», например, постоянно повторялось двустишие:

Глупый маленький мышонок
Отвечает ей спросонок

И даже печальный конец (единственным понравившимся голосом для мышонка стало мурчание страшной кошки) не пугало детей. Хотя Маршака — как и, например, — много позже, уже в наше время, обвиняли в излишней жестокости его детского творчества. Что, разумеется, истине не соответствовало.

Маршак знал, для кого он писал, и умел подстраиваться под восприятие своего читателя. В 20-е он издавал детский журнал «Воробей», в котором печатал произведения , Виталия Бианки и — признанных мастеров детской литературы. Он вел «Литературный кружок» при ленинградском Дворце пионеров, а в 1934 году, на Первом съезде советских писателей, делал доклад о литературе для детей.

Три мудреца в одном тазу

Его переводы английских детских дразнилок становились частью отечественной литературы, получая новый смысл, зачастую далекий от оригинала. Потешка о жителях деревеньки Готэм («Three Wise Men of Gotham») превратилась в простую и понятную считалку, правда, совершенно наднациональную:

Три мудреца в одном тазу
Пустились по морю в грозу.
Будь попрочнее
Старый таз,
Длиннее
Был бы мой рассказ.

А переведенная им история про «Шалтая-Болтая» подарила русскому языку выражение «Вся королевская рать».

И даже типично английский парень по имени Робин стал очень близким советским детям персонажем по имени Робин-Бобин, который кое-как подкрепился — натощак:

Съел теленка утром рано,
Двух овечек и барана,
Съел корову целиком
И прилавок с мясником,

Сотню жаворонков в тесте
И коня с телегой вместе,
Пять церквей и колоколен,
Да еще и недоволен!

«Я знаком c читателем двухтысячного года!»

Даже в тех стихах, которые поднимали взрослые темы, он умел находить нужные слова, чтобы они были понятны самым юным читателям:

Ищут пожарные,
Ищет милиция,
Ищут фотографы
В нашей столице,
Ищут давно,
Но не могут найти
Парня какого-то
Лет двадцати.

Или его поэма (а точнее, «памфлет») «Мистер Твистер» — про богача, решившего приехать в советский Ленинград:

Мистер
Твистер,
Бывший министр,
Мистер
Твистер,
Делец и банкир,
Владелец заводов,
Газет, пароходов,
Решил на досуге
Объехать мир.

С возрастом дети могли забыть перипетии сюжетов, но цитаты вроде «ищут пожарные, ищет милиция» или «владелец заводов, газет, пароходов» оставались в нашей коллективной памяти на всю жизнь — и любой человек, выросший на стихах Маршака, понимал отсылку.

И не напрасно продолжение четверостишия «Читатель мой особенного рода» звучало так:

Но радостно мне знать, что я знаком
С читателем двухтысячного года!

Он действительно был знаком — его читатели из нового века были детьми, внуками и даже правнуками тех, кто читал произведения Маршака, когда сам еще был ребенком, и любовь к которым они пронесли через всю свою жизнь.

3 ноября исполняется 130 лет со дня рождения С.Я. Маршака (1887-1964), русского поэта, драматурга, переводчика, литературного критика и сценариста.

Есть ли в нашей стране хотя бы один человек, который не знает, кто такой Маршак? Найдётся ли кто-нибудь, кто не вспомнит его имя и отчество? Существуют ли уникумы, ни разу в жизни не слышавшие или не читавшие ни одной его строчки, не видевшие мультфильмы, снятые по его произведениям? Думаю, что смело можно на каждый из этих вопросов отвечать — нет, нет и нет!

Но при этом о самом Самуиле Яковлевиче, его непростой жизни, разностороннем творчестве мы знаем до стыдного мало.

Проверьте себя: ответьте на 10 вопросов о С. Я. Маршаке

Маршак - переводчик

Филологи и люди, разбирающиеся в литературе, знают: Самуил Яковлевич Маршак — один из самых талантливых, самых тонких и вдумчивых переводчиков нашей страны.

Таким необычным увлечением он «заболел» ещё в юности, а в годы своей учёбы в Англии увлёкся переводами всерьёз. Поначалу переводил английские народные баллады и песни, а потом дошёл и до известнейших английских поэтов. Переводил не «всё подряд» и не по заказу, а выбирал для русских читателей самые талантливые, самые значительные произведения прославленных авторов. К сожалению, наслаждаясь переводами, выполненными Маршаком, мы далеко не всегда знаем, кто подарил нам эту возможность.

Переводить поэзию очень сложно, для этого необходимо и самому быть незаурядным поэтом. И Маршак был им, его переводы близки к источникам, бережно сохраняют стиль авторов, передают их самобытность. А.Т. Твардовский так отозвался о переводах Бернса, сделанных Самуилом Яковлевичем: «Маршак сделал Бернса русским, оставив его шотландцем». Не менее удачны и маршаковские переводы других авторов: Уильяма Шекспира, Джона Кидса и Редьярда Киплинга. В его арсенале переводчика даже Мао Цзэдун (Маршак использовал для работы подстрочный перевод), а также армянские, литовские, белорусские, еврейские поэты.

Талант Маршака-переводчика ценили знатоки литературы во многих странах, а в Шотландии за переводы баллад и стихотворений Роберта Бернса Самуила Яковлевича удостоили звания почётного гражданина и почётного президента Всемирной организации Роберта Бернса.

Чтобы помнили

К сожалению, до сих пор известнейшему и любимейшему поэту установлен единственный памятник. Появился он в 2015 году в Воронеже у дома №72 по улице Маркса, в котором жил Самуил Яковлевич. Правда, во многих городах есть мемориальные доски, посвящённые памяти Маршака.

А вот с чем Самуилу Яковлевичу повезло, так это с топографией: его именем названы улицы и проспекты в Москве, Санкт-Петербурге, Воронеже, Ялте, Донецке, Чебоксарах, Краматорске и Киеве.

В последние годы стали навёрстывать упущенное и чаще вспоминать о С.Я. Маршаке: в Воронеже придумали детский театральный фестиваль, который носит имя знаменитого поэта, не так давно зародилась традиция проводить международные «Маршаковские чтения». Издатели отмечают, что в постоянно растёт популярность детских произведений Маршака. Так генеральный директор Издательской группы «Эксмо-АСТ» недавно заметил, что «по динамике продаж Маршак обгоняет Гарри Поттера».

Памятник С. Я. Маршаку в Воронеже. Фото с сайта http://cgdbvrn.ru/?page_id=1578

Как празднуем 130-летие?

• Витрины некоторых книжных магазинов, в том числе знаменитой «Москвы» оформлены к юбилею С. Маршака.
• С июня 2017 года по маршруту «Москва — Воронеж» курсирует двухэтажный поезд «Самуил Маршак». В пути пассажиры необычного состава, оформленного портретами Маршака и стикерами «130 лет со дня рождения С. Маршака», могут послушать переведённые поэтом сонеты Шекспира, которые читают известные российские актёры. Для маленьких пассажиров приготовлены книги Самуила Яковлевича.
• В Москве на Лялиной площади, неподалёку от места, где жил и любил гулять С.Я. Маршак, будет установлен памятник поэту.
• В Дарвиновском музее проходит интерактивная выставка «Детки в клетке», посвящённая творчеству Маршака (открыта до 17 декабря).
• В Московском метро запустили поезд Маршака. В его оформлении использованы не только широко известные детские стихотворения, но взрослая лирика, пьесы и переводы.
• Почта России планирует выпустить к юбилею коллекционные открытки, а в здании Московского почтамта провести выставку, посвящённую 90-летию стихотворения «Почта».
• В Турции прошла Всетурецкая Олимпиада по русскому языку для детей-билингвов (двуязычных), посвящённая 130-летию С.Я. Маршака.
• На всех крупнейших книжных выставках и фестивалях проводят специальные мероприятия, приуроченные к празднованию юбилея поэта.
• Книжные издательства страны в 2017 году выпустили и планируют выпустить переиздания произведений Маршака, в том числе собрание сочинений в 4-х томах, иллюстрированные как работами признанных советских и российских художников, так и молодых современных иллюстраторов.
• В Российской государственной детской библиотеке был проведён конкурс «Письмо в стихах», в ходе которого дети писали стихотворное послание Самуилу Яковлевичу. В конце октября прошло награждение победителей.
• В рамках празднования 130-летия поэта, драматурга и переводчика проходит огромное количество мероприятий, фестивалей и творческих конкурсов в детских садах, школах, библиотеках и т. д. по всей стране и за рубежом.

Так что творчество Маршака до сих пор любимо и востребовано. Хочется только, чтобы и его взрослая лирика и замечательные переводы тоже не были забыты читателями. А потому напоследок несколько стихотворений Самуила Яковлевича Маршака и сделанных им переводов:

В полутьме я увидел…

В полутьме я увидел: стояла

За окном, где кружила метель,

Словно только что с зимнего бала,

В горностаи одетая ель.

Чуть качала она головою,

И казалось, что знает сама,

Как ей платье идет меховое,

Как она высока и пряма.

Ветер жизни тебя не тревожит...

Ветер жизни тебя не тревожит,

Как зимою озерную гладь.

Даже чуткое сердце не может

Самый легкий твой всплеск услыхать.

А была ты и звонкой и быстрой.

Как шаги твои были легки!

И казалось, что сыплются искры

Из твоей говорящей руки.

Ты жила и дышала любовью,

Ты, как щедрое солнце, зашла,

Оставляя свое послесловье —

Столько света и столько тепла!

Как поработала зима!

Как поработала зима!

Какая ровная кайма,

Не нарушая очертаний,

Легла на кровли стройных зданий.

Вокруг белеющих прудов -

Кусты в пушистых полушубках.

И проволока проводов

Таится в белоснежных трубках.

Снежинки падали с небес

В таком случайном беспорядке,

А улеглись постелью гладкой

И строго окаймили лес.

Из Уильяма Шекспира

По совести скажи: кого ты любишь?
Ты знаешь, любят многие тебя.
Но так беспечно молодость ты губишь,
Что ясно всем - живешь ты, не любя.

Свой лютый враг, не зная сожаленья,
Ты разрушаешь тайно день за днем
Великолепный, ждущий обновленья,
К тебе в наследство перешедший дом.

Переменись - и я прощу обиду,
В душе любовь, а не вражду пригрей.
Будь так же нежен, как прекрасен с виду,
И стань к себе щедрее и добрей.

Пусть красота живет не только ныне,
Но повторит себя в любимом сыне.

В.А. Фаворский. Автопортрет с женой. 1913. Домотканово

Художники в Первой мировой войне. Фрагменты переписки с кратким вступлением искусствоведа Елены Муриной

15 марта 2016

В этой книге потомки Владимира Андреевича Фаворского и Ивана Семеновича Ефимова публикуют письма этих художников, друживших и даже бывших в отдаленных родственных связях - Владимир Андреевич был женат на племяннице жены Ивана Семеновича, замечательной художницы Нины Симонович-Ефимовой. Оба они были участниками Первой мировой войны - Владимир Андреевич в армии с 1915, а Иван Семенович - с 1916. В свою батарею Ефимова рекомендовал командиру именно Фаворский. Владимир Андреевич был произведен в прапорщики и представлен к Георгиевскому кресту за участие в "Брусиловском прорыве".

Эти письма с фронта их молодым женам и родителям - удивительный документ любви и духовной близости с их родными.

Когда Владимир Андреевич приходил на какую-нибудь выставку или собрание художников, все, независимо от возраста и даже отношения к его искусству (были и такие, кто этого искусства не любил или не понимал), встречали его с величайшим благоговением и уважением. Он был известен тем, что никогда, в любые времена, не запятнал свою репутацию неблаговидным поступком, что в те годы было большой редкостью. В нем сочетались верность традициям русской интеллигенции, честь, благородство, простота - простота в отношениях с людьми, с учениками и глубокое чувство современности. Он был современный художник, переживавший историю нашей страны, и остается одним из самых значительных представителей русской художественной культуры. Его творческая деятельность была на редкость многогранной. Он был не только известным мастером гравюры и создателем искусства книжного оформления, но и живописцем, но и создателем монументальных росписей, а также рисовальщиком и скульптором. И это еще не все. Фаворский был выдающимся педагогом и оригинальным мыслителем, оставившим большое теоретическое наследие, в котором он осмыслял не только собственный опыт, но и закономерности развития мирового искусства - от Древнего Египта до ХХ века.

Все это вместе стало воистину уникальным вкладом Фаворского в нашу культуру. Причем, ценность этого вклада вытекала из мировоззренческих и этических предпосылок, которыми он руководствовался в своей творческой жизни. Для него они не были отвлеченно-философскими категориями. Фаворский признался в одной из статей, что когда он вошел в мир искусства и понял красоту его, то захотелось, чтобы другие также видели его, научить видеть их этот мир . То есть, для него целью творчества было познание законов прекрасного и художественной правды, чтобы открыть человеку красоту искусства - будь то его ученики или просто зрители.

Эта мера человечности определяла его предпочтительный выбор тех видов и жанров искусства, что сопровождают человека в повседневной жизни: эстамп, украшающий жилище, а не хранящийся в музее; книга, которую держишь в руках; настенная роспись, доступная каждому; театральный спектакль, где зритель непосредственно соприкасается с красотой декорации. То есть, Фаворского увлекала идея организации одухотворенной человеческой среды средствами искусства. По сути дела, речь должна идти о гуманном творчестве, несущем красоту и добро и противостоящем хаосу житейской прозы.

Не случайно он был одним из самых высоких нравственных авторитетов среди своих современников - учеников и широкого круга художников и почитателей. Однако, значительность фигуры Фаворского сделала его на многие годы одной из главных мишеней оголтелой критики в период насаждения так называемого соцреализма, к "догматам" которого он не имел никакого отношения. Он был официально провозглашен формалистом № 1, а его изумительные монументальные росписи и сграффито в Музее материнства и младенчества и в Доме моделей в Москве были уничтожены.

Лишь в конце жизни Фаворский получил заслуженное признание и был почитаем художественной общественностью как один из великих классиков русского искусства.

В.А. Фаворский. Книга Руфь. 1924

Иван Ефимов писал в записных книжках о друге:

Фаворский - настоящий муж (vir по-латыни), а мы все - мальчишки, считая сюда и П.А. Флоренского, который, правда, волей перебарывает свою беспокойность, а Фаворскому спокойствие какой-то горы просто дано.

О самом Ефимове Фаворский написал в 1959 году его сыну Адриану:

Иван Семенович
 не скульптор, а изобретатель новых форм. Ведь правда: сколько скульпторов, которым в руки дана масса глины и которые традиционно лепят и не представляют себе ничего о силуэте и о пространстве, которые во всяком пластическом произведении должны быть,
 а у Ивана Семеновича так остро и остроумно выявляются. […] Есть живые произведения, ничем, кроме живого чувства, не кончающиеся, а есть произведения, которые в конце концов, будучи живыми и от жизни идущими, воплощаются как ритмические мысли, как кристаллы,
 я бы сказал, пластические идеи, которые выражают ритмически и музыкально современность и создают то, что называется стилем эпохи. Все, что я тут сказал, по-моему, вплотную касается Ивана Семеновича и редко какого-нибудь другого скульптора. В этом он подобен и древним художникам.

Елена Мурина

Художники в первой мировой войне. В.А. Фаворский - М.В. Фаворская. И.С. Ефимов - Н.Я. Симонович-Ефимова. Письма. Составители Е.А. Ефимова, И.И. Голицын, И.Д. Шаховской. — М., 2013

Принятые сокращения:

В.А. - Владимир Андреевич Фаворский

М.В. - Мария Владимировна Фаворская (Дервиз)

И.С. - Иван Семенович Ефимов

Н.Я. - Нина Яковлевна Симонович-Ефимова

В.А. к М.В. Москва (казармы) - Домотканово

(1‑е письмо)

Милая моя Маруська

пишу тебе письмо а что писать не знаю - потому ли что много, потому ли что сумбурно. Главное мне хочется узнать об тебе как ты там с Никиткой поживаешь. Очень хочется мне надеяться что все у тебя благополучно и ты набралась бодрости и не унываешь.

Если ты напишешь мне печальное письмо то мне будет очень неприятно. Я почувствую очень сильно что я не свободен. Напиши пожалуйста мне об себе. А обо мне на первый раз я напишу кратко. В казармы я попал сейчас же как ты уехала, на другой день в среду вечером. Большой сарай, нары, человек сорок вольноопределяющихся, народ очень различный и есть очевидно очень славные, а есть и плоховатые, но очень плохих нет - просто глупые. Некоторые уж друг с другом ссорятся, переругиваются, но это с обоюдного согласия и к тому кто не хочет этого, не пристают. Меня особенно гарантирует от этого моя борода, она всем внушает уважение. Есть у нас и ближайшее начальство и надо сказать, в общем хорошее: во‑первых взводный, хохол геркулесовского сложения и очень добродушный - Минько. Потом подпрапорщик - этот безразличный. Затем прапорщик Грюнберг - этот правда нервный человек, но хороший. Вот все люди которые могут доставлять мне неприятность или не доставлять ее.

Когда начались занятия я таки побаивался что мне будет плохо но теперь вижу что все это не так трудно. Пока нога не болит я тут и прыгаю и бегаю как давно не бегал. А в верховой езде у меня оказались несомненные таланты. Вот и вся жизнь и все бы не плохо если бы не блохи - их из-за песчаной почвы ужасно много и они не дают спать, но усталость помогает. К тебе я весьма вероятно /.../ конец письма утрачен .

Примечания:

Домотканово - имение с двухэтажным усадебным домом, запущенным парком с липовой и еловой аллеями и цепью заросших прудов, расположенное в шестнадцати верстах от Твери, было куплено отцом М.В. Фаворской (Дервиз) Владимиром фон Дервизом после его женитьбы на Надежде Симонович в 1886 году.

Никитка - Никита Владимирович Фаворский (1915 -1941) - сын М.В. и В.А. Художник, феноменально одаренный с детства, - рисовальщик, скульптор, гравер, живописец; с младенчества учился у своих родителей; среди других его учителей - П.Я. Павлинов, К.Н. Истомин; в 1938 закончил графический ф-т МИИИ, его диплом - гравюры к «Капитанской дочке» Пушкина - И.Э. Грабарь назвал «явлением в искусстве»; самостоятельными вещами участвовал рядом с отцом в монументально-живописных и книжных работах, создал яркие циклы гравюр к сказкам Б. Шергина, к армянскому эпосу, росписи санатория в Кисловодске. В 1941, имея «белый билет» (больное сердце), ушел добровольцем в ополчение и пропал без вести при обороне Москвы.

Свадьба М.В. Дервиз и В.А. Фаворского. Домотканово. 1912

Милые папа и мама я жив и здоров. Мы тут за эти дни немного повоевали и с пользой, вы наверно уж про это читали. Много пленных, много всякой рухляди, ружей, одежи, вина, всяких таких вещей, иной раз думаешь взять что-нибудь на память да не знаешь куда деть. Ружья валяются как простые палки и никто /ими/ пока не интересуется (их потом собирают для войска) у нас, а все ищут маленькие карабины, патронов тоже масса всюду разбросано. Пленные - чудаки, идут радуются, некоторые о чем-то говорят озабоченно но вот очень деловито опережая провожатых идут к нам стараясь выйти из под обстрела, а выйдут тогда уж стараются нести или вести раненых наших, словом быть полезными.

Насчет Маруси тоже надеюсь что все будет хорошо и ей и другим на радость. Кланяюсь всем жителям Епифановки вас обоих крепко целую

ваш Володька

Примечания:

Епифановка - хутор Фаворских на Оке, около большого промыслового села Павлова (городок потомственных кустарей-ремесленников, изготовлявших ножи, замки и т. п.), где были священниками несколько поколений рода Епифановых - Фаворских (фамилия, полученная дедом В.А. в семинарии). Отец В.А., Андрей Евграфович Фаворский, построил дом и основал молочную ферму и пасеку на своей родине, на пустоши, которую купил в 1890-х годах как имущественный ценз, необходимый, чтобы стать земским гласным. Хутор он назвал в память о первоначальной родовой фамилии.

В.А. Фаворский с семьей. 1916

В.А. к родителям в Епифановку

Милые мои родители воюем мы, все у нас пока что есть и если так дело дальше пойдет то немцам с нами не справиться. У нас сейчас несколько дней тихо и все отдыхают. Я жив и здоров и вообще обо мне не беспокойтесь.

Папа может быть доволен, командир велел собрать мне все мои бумаги и хотят представлять меня в офицеры, я и не просил, они сами находят меня достойным, там конечно какой будет ответ не знаю но надо думать положительный. Я конечно боюсь своих новых обязанностей но ведь это и не так скоро и можно будет подготовиться, подчитать что ежели забыл. Живу тут не плохо, немного только грязно и помыться довольно трудно бывает, но в общем не плохо. Товарищи мои поживают хорошо. Бабинский почти наверное уходит на завод.

Насчет общих успехов вы наверное лучше знаете чем я, но вообще на русском фронте хорошо, а вот кабы на французском и итальянском фронте принажали бы, тогда немцам нельзя было бы перекидывать ни орудий ни солдат. Ну а как у вас, как все поживают как имение и вся живность, сады и огороды, рисует ли мама, ждете ли Владимира Дмитриевича? ну почтальон идет всего вам хорошего целую вас крепко

ваш сын Володя

Примечания:

Владимир Дмитиревич - Владимир Дмитриевич (фон) Дервиз (1859-1937) - отец М.В. Х удожник, акварелист; учился в Академии художеств вместе (и в дальнейшем был дружен) с В.А. Серовым и М.А. Врубелем; окончил также Училище правоведения. В 1885, женившись на двоюродной сестре Серова - Надежде Симонович (1866-1908) и получив от отца (петербургского сенатора) свою долю капитала, купил в Тверской губернии имение Домотканово и до кончины жены энергично занимался устройством и модернизацией хозяйства - и своего, и крестьянского (душою усадьбы и для домашних и для крестьян была Надежда Яковлевна). Много лет Вл. Дм. активно работал в земстве, решая вопросы образования, «народного здравия» и пр.; избирался председателем Тверской уездной и губернской земских управ. После революции, изгнанный из имения, в голодной Москве 1919-1920 годов зарабатывал починкой обуви. С 1920 по 1928 жил и работал в Сергиеве - сначала в Комиссии по охране памятников Лавры; в 1922 при изъятии властями «церковных ценностей» он вместе с Ю.А. Олсуфьевым в тяжелейших бытовых условиях сумел сохранить для истории и культуры бесценные сокровища монастыря (сдав наименее значимые, но богатые драгкамнями и массивные золотые и серебряные вещи). Затем, до усиления репрессий, был первым заведующим музея Лавры.

В.А. Фаворский. Офицеры за картами. Румыния. 1917

В.А. к А.Е. в Епифановку

Конец июня 1916

Милый папа как ты и мама поживаете, я жив и здоров, вообще опасность для меня очень не большая. Ты конечно знаешь что мы уже далеко против нашего прежнего участка, воюем теперь совсем по-другому, все время движение, все время перемены так что иногда устаешь сильно, неделями вымыться некогда и негде, так что бываешь грязный до чрезвычайности. Командир наш все еще болен и у нас на батарее всего два офицера, которым работы очень много и устают, особенно старший офицер, очень. Я все время со старшим офицером на наблюдательном пункте и отношения у меня с ним очень хорошие да и вообще и со всеми другими у меня отношения неплохие.

Приходится сталкиваться с пехотой, расспрашивать их про их жизнь, рассказывают много интересного. Один недавно рассказывал что на разведке он залез в костел и нашел там неприятельских раненых, оставленных там, напоил их (хлеба с собой не было), в это время неприятель поджег костел снарядом. Санитары тут же подбирали наших раненых но чужих из горящего костела не хотели тащить но офицер наш заставил и солдат был очень доволен. Приходится видеть много пленных и разговаривать с ними, вообще жалуются что есть им нечего почти, хлеба дают очень мало, мяса почти совсем не дают так что не поймешь чем питаются, наши солдаты едят несравненно лучше. Я чувствую себя неплохо, устаю но не переутомляюсь, погода хорошая и ревматизм и невралгии меня не мучают. Как живете вы, что в Епифановке, все благополучно? Как мама, как /тетя/ Лида и дети. Рисует ли мама и что именно, пусть рисует побольше и за себя и за меня. Что коровы, пчелы, хлеба, какая у вас погода, как Ока поживает.

Ну кланяюсь всем целую тебя и мамашку крепко пишите мне всего вам хорошего

ваш сын Володя

Примечания:

А.Е. - Андрей Евграфович Фаворский (1845-1924) - отец В.А. Присяжный поверенный, член Московской судебной палаты; уроженец Павлова на Оке, старший сын в многодетной (5 братьев и 2 сестры) и рано осиротевшей семье священника; земский и общественный деятель; член I Государственной Думы от Нижегородской губернии. После революции с 1920 года жил в Сергиеве и работал в Комиссии по охране памятников искусства и старины Троице-Сергиевой лавры (созданной в 1918 году по концепции и под руководством о. Павла Флоренского).

Лида - Лидия Владимировна Ганешина (урожд. Шервуд), сестра Ольги Владимировны Фаворской, матери В.А.

В.А. Фаворский. Окопы. 1933

В.А. к родителям в Епифановку

Милые мои здравствуйте, я жив и здоров, события идут какие-то головокружительные, но мы все-таки надеемся на хорошее. У нас тут должно было быть наступление и нас поставили к плохой дивизии, и она не пошла в наступление да еще часть ее удрала. Турки и болгары сами полезли, но их артиллерийским и пулеметным огнем отбили довольно решительно так что больше не полезут. Виновных много, но виноваты конечно начальники которые донесли что наступать можно. Артиллеристы ведут себя хорошо и очень хорошее впечатление производят ударные батальоны и главное ведь все больше уже раненые, а вот свежий народ ни к черту. Надо заметить что городовые некоторые не бежали а остались на своем посту, так что не все и из них негодяи. Теперь по-видимому будет тихо, мы будем ждать, а немцы тут слабы для наступления. Замечательно, что наши в плен не сдаются а удирают, раньше было иначе, не удирали а сдавались. Одно во всем этом хорошо, что это все теперь на виду а не скрыто и поэтому может быть можно исправить. У меня болел опять живот и я недели две повалялся в резерве, лечился, пил молоко и теперь выздоровел окончательно.

Сегодня я именинник и поздравляю вас с этим, а потом маму, ведь недавно она была тоже именинница. Ну так, Марусе я посылаю бумажку в Экон/омическое/ общ/ество/, только ей придется разок съездить в Москву, ну это не так уж трудно, письма от нее все равно бодрей и бодрей.

Всего вам хорошего, целую вас обоих, тете Лиде низкий поклон

ваш сын Володька

Женщину с ребенком кончил, буду делать другое.

Примечания:

"Женщина с ребенком" - скульптурка, которую В.А. резал из местного камня в свободное время; впоследствии куплена с выставки МТХ - П.Я. Павлиновым.

Снимок, привезенный И.С. Ефимовым с фронта. 1917. Первый слева - командир 3-й батареи Д.М. Сааков, второй - И.С. Ефимов; второй справа - В.А. Фаворский

В. А. к родителям в Епифановку

Милые мои, я жив и здоров у нас пока спокойно и дел у меня не особенно много но все-таки есть, так чтоб не скучать. Сегодня получил от мамы письмо, она пишет что долго от меня нет писем, но я стараюсь быть аккуратным, правда первым делом пишу Маруське а потом вам уже, так что иногда уж не успеваю. Деньги которые папа послал я получил недавно, большое за них спасибо, мне это надолго хватит. Маруська пишет мне довольно часто, у них все благополучно, про Никиту очень интересные письма как он разговаривает, как он пытается ходить - ужасно интересно было бы на него поглядеть, меня только беспокоит что бабушка устает с нашим мальчуком. Жалко мне мамашку что ей не приходится рисовать, я тоже очень скучаю по живописи и начал понемногу порисовывать и хоть все это конечно мелочь но очень приятно хоть немного. […] Тут перемен у нас особенных нет, только приехал командир, но ведь я вам должен был писать об этом, а старший офицер, с которым я все эти бои был вместе, ушел командиром во вторую батарею, его вот мне жалко, вообще лучше пожалуй быть с молодым командиром. Но и этот командир хороший артиллерист и ко всем нам относится очень мило. Кроме того помните я вам писал об двух прапорщиках присланных к нам, один из них у нас более или менее прижился, а один совсем не может привыкнуть, все мечтает об парке или о чем-нибудь подобном и ему повезло - из парка просится к нам тоже прапорщик Васильев и они может быть обменяются местами. Это будет приятно, этот Васильев симпатичный парень и кроме того художник наш московский, из школы живописи. Вообще получается что художники - хорошие артиллеристы, недаром Микеланджело, Леонардо и Челлини были ведь первыми артиллеристами. Может быть в свободное время мы с ним вместе и порисуем, и посерьезнее чем наброски, вот все наши новости. А насчет теплых вещей у меня дела обстоят так: фуфайки, носки, папаха и т.д. у меня в Киеве у Бабинских и я могу их более ли менее легко достать, а насчет другого я написал Марусе, может быть ты мама ей поможешь советом или делом. Я просил мой синий полушубок в плечах уширить и перекрыть защитным цветом и потом сапоги какие-нибудь теплые, хотя бы меховые, но лучше чтоб не промокали, и меховые варежки, вот и все, правда это немало и потребует много денег да что ж делать. Главное не соображаю я как это все в конце концов ко мне переправить если меня не пустят в отпуск. Ну милые мои всего вам хорошего целую вас крепко

ваш сын Володя

Примечания:

Об парке - парк орудий.

… были ведь первыми артиллеристами... - Перечисленные художники Возрождения - Микеланджело Буонарроти (1475-1564), Леонардо да Винчи (1452-1519) и Бенвенуто Челлини (1500-1571) - занимались и разработкой осадных и оборонительных орудий, сооружений и приспособлений, а также отливкой пушек и применением их в реальных боевых действиях.

В.А. Фаворский. Батарея в походе. Рисунок из письма к М.В. Конец октября 1916

М.В. к В.А. Домотканово - Армия

Милый мой муж, спасибо, мой рыцарь-солдат за стихи, они хорошие и я так и вижу моего милого. У меня что-то много накипело на душе, что хочется сказать: видя ли бабушкину суетливость, мелочность; Лялину и Вал/ерьяна/ Дм/итриевича/ пристальную озабоченность; страстную погоню за удовольствиями Ефимовых и Серг/ея/ Ивановича (только у Еф/имовых/ удовлетворенную, а у П/олнера/ нет); спутанную, холодную, одинокую жизнь папину, точно он задвинул тяжелой крышкой все самое лучшее и важное и решил касаться только самых поверхностных струн своей души; и Лелин, и мой грубый фанатизм к делу - кажется мне, что не так бы надо жить, т. е. жить так же фактически, но чувствовать иначе, чтобы жизнь освещалась чем-то изнутри, чтобы всегда царило над мелкими заботами и минутными удовольствиями и фанатизмом к какому бы то ни было делу, даже к искусству и к воспитанию ребенка.

Чтобы душа была вся пронизана этим большим, как капля росы пронизана лучами солнца; но главное, когда солнце светит, все капли росы сверкают и радуются; когда у человека все хорошо, ему не трудно славить Бога и смотреть в небо, и быть добрым. А вот когда плохо человеку, и несчастья напали на него - у бабушки слепота, у Ляли глухота, у Серг/ея/ Ив/ановича/ и у папы одиночество, у меня болезнь и вечный страх за твою жизнь (война) - и все-таки хочется, чтобы несмотря ни на что, душа была бы хвалой к Богу, цельная и единая как вздох; чтобы когда все небо серо, и ветер носится по голым осенним полям, и нет ни единого луча солнечного - и тогда бы капля росы сияла, пронизанная внутренним солнцем, которое никогда не заходит.

Ближе к этому живут, мне кажется, довольные и работящие Коля и Наташа, храня в душе веселость и веру (во что?); но правда у них нет горя, а есть известное самодовольство, что конечно противоречит идеалу. Вечно занятые делами для других О.В. и А.Е. тоже по-моему живут хорошо, нет у них тяжести и мрачности душевной, простые у них души и открытые для других. Правда я мало знаю, но думаю что идеально жила - это моя мама, сохранявшая всегда кротость и тишину душевную и какое-то благолепие, и тихо наслаждалась природой и тем, что жизнь ей давала хорошего. А больше давала тяжелого. Я все больше открываю это, но мир в душе всегда был, и уходя с нами куда-ниб/удь/ на проталину, сидя на бревне, она улыбалась и пела какие-ниб/удь/ наши песенки. Но я так мало знаю, я даже не знаю, верила ли она; но жила она именно так.

Ах Володик, Никита кашлянул и все мои хорошие мысли ушли; мы сейчас с ним гуляли, бабушка одела его легко, и я думаю, он простудился.

А мысли эти у меня далеки от действительности, некоторых несчастий, я чувствую, что не могу перенести спокойно, чтобы внутренний свет не угас: одиночества я бы не могла перенести, я бы озлобилась /.../ Еще я думаю о христианстве - но это в другой раз, и так уж много я тебе написала и ты знаешь, тобою же внушенных мыслей; конечно тобою.

Всего тебе хорошего

твоя глупая жена.

Правда тело у меня эгоистичное, а душа нет, ты прав. Свое маленькое решение я все-таки за лето исполнила: не помню раза, чтобы я рассердилась, говорила бы сердитым голосом. В душе иной раз сердилась, но сразу сдерживалась. Чего я хвастаюсь; это так мало, что стыдно и говорить. Так мало!

Хотелось бы, чтобы душа все время звучала - хвалою, как псалмы Давида. А ты пишешь - надо жить интенсивнее, как молния; я это не совсем понимаю. По-моему - вот в какую сторону надо жить.

Целую моего милого.

Правда я не имею права говорить, что они живут не так, те, кого я знаю; почем знать - с виду мрачные лица, скучные озабоченные речи, а в душе их может быть светит свет, сокрытый ото всех, и светит несмотря ни на что. Ведь душа человека - это тайна. Я могу сказать, что знаю только свою, твою и Никитину душу; почти знаю Лелину, а больше ничью и в сущности не имею данных, чтобы говорить, что живут не так. Только свет у них как-то редко пробивается, а ведь свет все-таки уж так не скроешь; у мамы мы его видели и были им согреты, да, да, все наше детство согрето этим светом. Конечно, и Лялины дети согреты светом материнской любви. Нет, у мамы был еще другой свет. А материнскую любовь я не считаю, ты знаешь, это все равно что любить себя, или мужа; своего ребенка - это эгоистическая любовь.

Не могу остановиться - все пишу и отвлекаюсь.

Люблю тебя больше всего; слишком тебя люблю и боюсь, что ты, именно ты, для меня свет и тобой я живу /и вдохновляюсь - зачеркнуто /, а надо, чтобы было что-то еще большее, чем любовь. Ты не думаешь?

Примечания:

Ляля - Аделаида Яковлевна Дервиз (урожд. Симонович; 1872-1945) - сестра Н.Я.; тетя М.В., модель известной картины В.А. Серова «Портрет А.Я. Симонович» [ГРМ]. С юности помогала матери - в школе, сестре Наде - в ведении домоткановского усадебного хозяйства. С 18 лет потеряла слух. Жена Вал. Дм. Дервиза.

Валерьян Дмитриевич - Валериан Дмитриевич (фон) Дервиз (1869-1917) - брат Вл. Дм., дядя М.В., м атематик. После женитьбы построил в Домотканове, рядом со старым усадебным домом брата, свой дом (как раз в нем размещена теперь экспозиция музея В.А. Серова). В последний день московского октябрьского восстания 1917 года (2 ноября по ст. ст.) Вал. Дм. был убит на улице шальной пулей.

Полнер - Сергей Иванович Полнер (1861-1929) - преподаватель математики в Петербурге (в 1900-х гг. - в Тенишевском училище); член Объединенного совета профессоров Петрограда; в 1880-х гг. один из сильнейших шахматистов столицы; в 1922 г. выслан из страны в числе большой группы «активной антисоветской интеллигенции (профессуры)»; в эмиграции жил и похоронен в Париже.

Леля - Елена Владимировна Дервиз (1889-1975) - сестра М.В. и племянница Н.Я., п ианистка. Вся ее жизнь прошла под знаком самоотверженного исполнения долга. В 1917, окончив консерваторию, пошла медсестрой в полевой госпиталь; во время Гражданской (опять работая в госпитале, в Сызрани) повредила руку и впоследствии уже не могла концертировать; была аккомпаниатором на музыкальных курсах; также зарабатывала машинописью; безоговорочно жертвовала всем для помощи в творчестве и в быту - Фаворским, Ефимовым, другим - и родным, и друзьям. Что касается личной жизни: ее избранник, Михаил Тимофеевич Маркелов (1899-1937) - ученый-этнограф Московского музея народоведения (по происхождению мордвин; ездил в экспедиции вместе с Ефимовым и боготворил его) - был арестован в 1933 как «националист» и сослан в Забайкалье (работал на опытной мерзлотной станции в Сковородине и близко общался там с другом Ефимовых и Фаворского - П.А. Флоренским); в 1934 переведен в Томск (поднадзорным) - для преподавания в местном университете; туда к нему уезжала и Е.В. Дервиз. В 1937 его повторно «судили»: 10 лет без права переписки. Тогда не знали, что это был - расстрел.

Коля и Наташа - Николай Яковлевич Симонович и его дочь.

Николай Яковлевич Симонович (1869-1937/?) - брат Н.Я. и дядя М.В. Бактериолог, врач; толстовец. С молодости потерял слух, но это не мешало ему в жизни и в работе. Выстроил недалеко от Домотканова по своему оригинальному проекту бревенчатый усадебный дом - «Заовражье»; содержал собственную бактериологическую лабораторию при тверской губернской земской больнице; в 1919 сумел вывезти вагон с оборудованием и развернуть лабораторию в Липецке при городском Минздравотделе и с этого времени работал и жил там вместе с женой и дочерью. (С ними же отправились в Липецк и пробыли там до 1921 года Адриан Ефимов с бабушкой А.С.) В 1936 Ник. Я. был арестован и затем отправлен в Сибирь. Как, где и когда он погиб - неизвестно.

Наташа - Наталья Николаевна Симонович (1890-1942) - дочь Ник. Я., м атематик, педагог. Любимая племянница Нины Яковлевны, любимая с детства кузина М.В. Преподавала в Твери, после Гражданской - в школах Липецка, с начала 1930-х - на курсах для рабочих и инженеров строящегося металлургического комбината. Личная жизнь Н.Н. трагична: ее поздняя и единственная любовь - молодой блестящий инженер Александр Борисович Сехон (ок. 1900-1937/?) был арестован («за слова») в 1935-м. Н.Н. поехала за ним, нашла его на стройках Норильлага, зарегистрировала брак и получила право 2 недели прожить с ним внутри зоны. Узнав об обвинении отца, вернулась в Липецк; затем, в 1937 - снова на Енисей, но ее уже не пустили в Норильск, и она жила в Дудинке, только переписываясь с мужем; потом и письма прекратились. В 1940-м, похоронив мать, неизлечимо больная диабетом, с клеймом «жены врага народа», приехала в Москву к Ефимовым и Фаворским; в 1941 не стала эвакуироваться из города и умерла в больнице, в самый тяжелый год войны, и зарыта в общей могиле. (Н.Я. Симонович-Ефимова в конце своей жизни написала о ней пронзительно исповедальный рассказ - «История одной девушки». Не опубликован.)

О.В. и А.Е - родители В.А., Ольга Владимировна и Андрей Евграфович Фаворские.

Письма No 4, 5, 6
И.С. к Н.Я. в Домотканово

Середина октября 1916

Н.Я. Симонович-Ефимова и И.С. Ефимов перед его отправкой на фронт. 1916

Е. No 4

Когда приехал, дома (в избе) были не все офицеры и командира не было; сейчас же меня отлично накормили (повар-солдат из какой-то московской гостиницы), потом пошли на батарею, стоящую от избы в полверсте: стоят в вырытых ямах 4 орудия. Сняли с одного чехлы, стали мне показывать. Показывал один очень приятный офицер (химик) и техник, санитар для орудий, розовый, с молодой курчавой бородкой, в кожаной куртке и штанах. Потом офицер велел вынести из погреба разные типы снарядов, но я полез туда и там сажал их, тяжеленьких, пуда по полтора, к себе на колени; на этом месте батарея только дня три как стоит, теперь орудия покрыты щитами плетеными, они стали мохнатые, точно драконы. Сейчас сижу в бесстенном сарае на седле и кругом разное военное хозяйство. Ходит мне по ногам лошадь! Кормлю ее хлебом, а за спиной, точно ковры выбивают, щелкают и раскатываются орудия, красивые звуки, хороший для жизни аккомпанемент.

Ну, лучше хронологический рассказ; в первый вечер, когда пришли в сумерках с батареи, приехал из штаба командир, бодрый, крепкий, черный армянин с двумя красивыми выпуклыми шарами глаз со слегка опущенными углами и вот такими дугами бровей, /рисунок/ нет не похож, простой, надежный, после короткого приветствия сел читать секретные распоряжения штаба на следующий день. И приятно чувствовать, что ты не чужой, он только мельком сказал, что это не должны знать нижние чины. Когда кончил, стали рассматривать огромный белый мундштук, который офицер, ехавший с нами, возил чинить в Москву к Фаберже, который соединил трещину скверной серебряной змейкой, о ней и был наш первый разговор с ним. Потом решили пораспить за ужином часть того ящика, что принес офицер, оставив часть к батарейному празднику - Св/ятому/ Мих/аилу/, который скоро будет. Пили за командира, за новых офицеров, Фаворск/ого/ и другого. В разговоре выяснилось, как рад я новой своей жизни, и командир сказал: «Пью за нового нашего - не знаю, как сказать (хотел сказать, должно быть, товарища), и за то, чтобы мы оправдали его надежды». И что-то еще упомянул о моем возрасте. Через некоторое время я выпил за дружную, крепкую семью, в которую мне досталось счастье вступить. Было в этой «страшной мужской» компании непринужденно и легко, как может быть никогда за столом с чужими людьми.

В окопах, когда подвигались ближе вперед, стали виднеться недалекие взрывы. Командир сказал, что здесь переждем. Я спросил его, безопаснее ли стоять, чем идти, он отвечал, нет, только стреляет-то он, как раз по тому участку в передовых окопах, куда мы идем. А как же, говорю, В.В. решить, что вот он перестанет? - «Да ведь не вечно же он будет по одному месту бить - ведь и сами, когда стреляем - психология такая же». Действительно, скоро перестал, пошли.

Сегодня с Влад. Андр. сидели на дубу, на котором устроен наш наблюдательный пункт. Так все крепко устроено - лестница, на дубу площадка с перилами. Нам по телефону сообщали, куда стреляют наши орудия, а мы следили за разрывами. Поручил мне офицер вести журнал военных действий батареи, т. е. писать историю. Вчера вечером интересно говорили с командиром об верховой езде и лошадях.

Мы живем 7 человек в избе, и не кажется тесным, просто не приходит в голову, что тесно, ну как у Марии Дмитр/иевны/ в Твери. Над койкой командира висит телефон.

Я как-то сказал офицеру о том, чтобы мне выдали револьвер - «Вам не положено!» - «Как же, я разведчик». - «Кто вам сказал, что вы разведчик? - (шутит, это симпатичный офицер-химик). - В разведчики назначают надежных, зарекомендовавших себя. А так, кто в разведчики просится - так назначают в штаб и носи пакеты».

Примечания:

Офицер-химик - Василий Захарович Продан.

Другой офицер - Петр Васильевич Илюшин.

...«страшной мужской» компании... - Сын немолодых родителей, И.С. рос под опекой боящихся за него старушек, без общества сверстников: ...Серая детская жизнь - ну как же: в детстве ходил под вуалем, с синим зонтиком от ветра (самое трудное было направить зонт против ветра, когда ветра совсем не было). Прикосновение к снегу - смертельная опасность. Я не знал ощущения валенка на голой ноге. На салазках никогда не катался. [...] В гимназии тоже держался одиноковато по причине воспитания. Вот почему я так оценил товарищество двухсот людей в батарее... Н.Я. замечает: Семи лет его отдали в военную школу Берталотти, где был чрезвычайно суровый режим, так что семейственное баловство отскочило, а военный режим, как мне кажется, оставил все-таки свой дисциплинирующий, полезный для него свет.

В.В. - Ваше Высокоблагородие.

...у Марии Дмитриевны в Твери... - в двухкомнатной квартирке над больничной прачечной (М.Д. Симонович работала главной кастеляншей губернской земской больницы), где уютно жила ее семья - она, ее муж Николай Яковлевич и дочь Наташа, и где останавливались многочисленные родственники, приезжая в Тверь.

Конверты и письмо И.С. Ефимова к Н.Я. Симонович-Ефимовой

Е. № 5

Сейчас лежим, разговариваем, проснувшись, о трубах наблюдательных. Они, как перископ, высовываются, и по ним стреляют. Тот же офицер на какие-то мои слова говорит - «ишь, как тыл рассуждает». Говорил, кто куда пойдет, а команд/ир/ гов/орит/: «Я никуда не пойду, буду с постели командовать». Ему удобно - над постелью телефон, и не со звонком, а как я хотел сделать - с гудком.

Спать я ушел с нелепым хорошим вольноопр/еделяющимся/ на батарею с солдатами, и с ними же черпал утренний чай из ведра. Мне говорили, что меня солдаты уже прозвали батарейным дедушкой (а Фаворский тут один с бородой, а может не один, называется папашей). Потом утром стал острой и удобной лопатой подчищать стенку нар в землянке, потому что здешняя глина необыкновенно сладострастно режется; слышу, батарея здоровается с командиром, и тоже вылез из землянки, и с ним, и с офицерами пошел в окопы, где ему надо было говорить с батальонным (пехотным) командиром.

У него, у /нашего/ командира, очень приятный голос и, несмотря на огромную определенность, какая-то милая восточная мягкость. Я сейчас говорю, что мне офицер поручил писать историю. Ком/андир/ гов/орит/: «Ишь ведь какой В/асилий/ Зах/арович/ - уж он с себя это сдыхал». Он постоянно очень хорошо ругается.

Третьего дня, когда всем составом шли, я обратился к командиру с просьбой: «Ваше высокоблагородие, прикажите мне ездить на Шомполе, я очень езду люблю». - «А, пожалуйста!» - и сейчас же обернулся и распорядился, чтобы лошадь назначили мне. Эту лошадь мне присоветовали как резвую - небольшая рыже-чалая с лысиной и белоногая. Я ее не пробовал. Для того, чтобы подали лошадь, надо крикнуть в телефон: «Передки, подайте лошадь такому-то».

Чемодан ты не посылай, не стоит, а вот сапоги преувеличенного размера, старику беженцу если бы можно было заказать, то хорошо бы, но только это тебе пишет моя предусмотрительность, а пока у меня хорошие, и тепло ноге в твоей синей кофточке. Вот вспоминается мне одна моя предковская лупа, ты, кажется, с ней не была знакома (а может, это было зажигательное стекло), вот с нею бы хорошо карту рассматривать, или еще у Ник/олая/ Вас/ильевича/ в Тюшевке есть отличная круглая старческая лупа. Ты только не покупай, пожалуйста.

Сейчас думаю поехать верхом в батарею. Меня, говорят, уже прозвали батарейным дедушкой.

Поезжай в Петербург. Еще 2 красных платка пришли и бумаги онуч, а компасы сюда Вильборг пришлет. Я пишу Ек/атерине/ Ник/олаевне/, мне хотелось бы и ей многое из того, что тебе пишу, написать, но переписывать скушно, так как поедешь в Петербург, дай ей мои письма, а подчеркну, что хочу позаимствовать для Мих/аила/ Ос/иповича/, вернее Марии Самойловны, от которой, как мыслящей по-парижски, я давно чувствовал напор, посылающий меня на войну.

Вот еще, пожалуй, пришли волосяные стельки; ты правда заведи аспидную доску и не слишком старайся и раздели эту доску на Москва - и Отрадное. Трубку и англ/ийский/ табак. Лупу у Ник. Вас. Сигары из правой тумбочки письменного стола в голубой /комнате/.

Сейчас вернулся, ездили втроем верхом, отличная лошадь, держу изо всех сил обеими руками, и очень резвая, так что обоих моих офицеров мог, кажется, обогнать, только избегал, чтобы не позавидовали. При заходе солнца масть была очень красивая, рыже-чалая, и отливает розовым золотом. Необыкновенно хорошо ехать, местность холмистая, красивая, изредка стоят одинокие груши. Против заходящего солнца лес наполнен голубым дымом, потому что в нем стоит часть.

Примечания:

Тюшевка - деревня в имении Ефимова.

Бумаги онуч - портяночной бумаги.

А. Вильборг - знакомый коммерсант-издатель.

Екатерина Николаевна Винберг (1878-1959) - педагог, подруга Н.Я. с гимназических лет, жившая в Петербурге. Первое письмо И.С. было-таки переправлено Е. Винберг. Сохранился фрагмент письма И.С. к Тольской (вдове А.Н. Тольского), написанного в эти же дни: …Хорошо. Плавно. Как телу удобно и покойно в новой оболочке, так и душа удобно уселась и успокоилась совсем, как никогда; дай Бог - навсегда. И как легко шагается в этой форме теперь по русской земле. Ночь. Поезд одиноко в поле. Рассвет; подбородник на фуражке надоумил меня, что счастье - стать в кожаной куртке на самую низкую ступень вагона и мчаться в теплом вихре на войну. Должно быть, нет другого такого счастливца, который бы прямо из ленивой страшной частной жизни прямо ехал на фронт, минуя все противные тягости военной учебы. Такой легкий переход в лучшую жизнь - знаком по опыту, должно быть, только тем, кто взят молнией из нашей жизни и удивленный просыпается в другой. Начал я писать Вам еще в вагоне, - теперь продолжаю в землянке во время перерыва между огнем; мы 3‑й день ведем подготовку к атаке, которая назначена на сегодня, но, должно быть, из-за дождя и скользкой глины пока еще не предпринята (сейчас у меня письмо к Вам долго лежало в альбомчике - и, к слову сказать, за эти два года я написал Вам толстых письма четыре, только сразу не отправлю, а потом уж кажется оно старым). Я совсем счастлив, что попал в эту простую, спаянную одной целью среду, и хочется думать, что, наконец, отвяжется от меня дряблый неприспособленный и бездарный двойник мой, в которого я всегда время от времени вырождался. Хорошо то, что попал в эту дружную семью, прямо тогда, когда она занята делом, которое само и меня всосет, и это не омрачается никакими условностями дисциплины. И как вовремя оторван я от своего дела, над которым в последнее время совсем отвык работать. Теперь мне верится, что если буду цел и заражусь этой бодростью войны, то и к тому делу другим вернусь. Вы простите, что выходит как-то, что я великое событие войны примериваю к собственной судьбе, но я как-то не умею иначе смотреть. Еще великая радость мне то, что со мной хороший мой друг, очень глубокий художник, который меня и привез сюда в бой.

Михаил Осипович Цетлин (1882-1945) - поэт (псевдоним Амари) и прозаик, член партии эсеров. И.С. участвовал в оформлении сборника его стихов; Мария Самойловна Цетлин (урожд. Тумаркина; 1882 -?) - коллекционер; Н.Я. в Париже посещала ее салон].

И.С. Ефимов. Командир Д.М. Сааков. Рисунок из письма к Н.Я. Симонович-Ефимовой. 1917

Е. № 6

Потом с вольноопределяющимся Алтуховым пошли, набились в землянку 3‑го орудия. И с солдатами пели «Из-за острова…!» под гармошку. Недавно сидели с Владимиром Андреевичем на макушке высокого дуба на наблюдательном пункте. От выстрелов сыпались листья. Приехал розовый техник, пришли обедать в избу. Пока сижу на заборе близко-близко к белой крепкой фыркающей лошади, поджимающей на незнакомого уши, на голове, обмотанной недоуздками и цепями. Техник рассказывал о хорошем священнике, который перед братской могилой, когда стал служить панихиду, встал, поднял руки к небу и сказал: «Праведники на небесах посторонитесь (или потеснитесь), дайте место этим героям».

Тут такая ладная налаженная жизнь, что кажется, так и надо и так всегда было и будет. Только вот сейчас около чайника, пахнущего дымком, лежит стоптанный ботинок шестилетнего ребенка. На этом голубом дыму рыжие, крепкие, освещенные солнцем дубы; высокие, аршин по 5 католические кресты, поддерживающие телефонную проволоку, которая здесь тянется по всем направлениям как паутина, по комкам черноземной пашни. А подъезжали домой, на зеленом небе стояли, как всегда, яркие ракеты, которым, видно, не хочется отлетать далеко от земли. Лошадь моя, оказывается, раньше /была/ у сельского батьки (Ветлуга Костромской губ.), немножко частая рысь и горяча, так что напрасно себя горячит, но все лошади и собаки, которые со мной имели дело, становились спокойнее, хотя приятно, конечно, что она носит в себе беспокойство.

/…/ Там, где стоит моя лошадь в резерве, в верстах полутора или 2‑х (откуда могу вызвать лошадь по телефону) резерв стоит в редком (вырубленном) сосновом лесу Сокольнического масштаба, теперь не приказано рубить, поэтому вчера, когда приехали, смотрю, сидит высоко, черт-те где, солдат и рубит сук, на котором сидит. Кора с деревьев на человеческий рост вся срублена на подтопку. Красиво в сумерках среди редких сосен на фоне светлого неба, стоят рядами лошади, привязанные к натянутой между деревьями цепи. Морда перед мордой стоит наш стригунок воронененький с торбой на лице, а напротив серая лошадь, которая все время теребит его за торбу, стоят красивые рогатые серые украинские волы, которые служат на батарее.

Сегодня Влад. Андр. дежурный на батарее. И я хожу и сижу около орудий, мне их прошу показывать солдат, которые очень ясно объясняют, и вот пишу тебе письмо, а то сидим с Влад. Андр. и Васильевым, который был с тобой у Юона и держал /экзамены/ и учился в школе [МУЖВЗ], а теперь, недавно, без Владимира Андреевича, перевелся в нашу третью батарею. Он резал на отличном грунте стены /землянки/ женщину, и говорили. Художник. Он рассказывал, как его брат, кавалерист, бежал из австрийского плена через Италию, как его встречали в А нглии и одели его в английскую форму, потому что оборвался.

Вырыли около избы солдаты малинник и состроили себе землянку.

Примечания:

Юон Константин Федорович (1875-1958) - живописец, педагог, много лет руково дивший собственной студией в Москве.

И.С. Ефимов. Портрет неизвестного. Синий альбом. 1917

Е. No 11

И.С к Н.Я. в Домотканово

Октябрь 1916

/…/ Центр сегодняшнего дня у меня ванна. Ну и покупался же я, мы с милым офицером-химиком догадались воспользоваться гостеприимством лазарета. Мыл нас прелестный старик хохол, он рассказывал о том, как здесь кругом были отличные леса, об крепости здешних прежних людей, у которых женщины выходили замуж в 25 лет, а мужчины блюли свое девство до 40 лет, до достижения которых ни одна девка не подпустит (это мои слова о моей старости). Этому помогала военная служба. А крепость людей была такова, что его хозяйка родила в повозке и даже не велела остановить лошадей. Говорил о крепостном праве, как, чтобы сечь беременных баб, их клали пузом на вырытую яму. И рассказал интересную легенду, как паны подписали отмену крепостного права. Государь в Сенате велел им подписать закон об освобождении невольников. Те подписали, думая, что дело идет о разбойниках, но Государь сказал: «Нет, это охотнички, а у меня есть другие невольники». И было уже поздно менять. Дай эту легенду Аделаиде Семеновне, ее она порадует.

Сейчас сидим, пьем местное хорошее вино и поем. Вчера с Влад. Андр. и Ник. Борис. просидели вечер с милым, но беспутным упившимся товарищем, которого его товарищи по веселью бросили на произвол судьбы. Владимир Андреевич уверяет, что мы делали общественное дело.

Сегодня у нас дневка, а завтра опять походной колонной верст на 70 по прекрасной волнистой местности среди красивейшей панорамы, именно панорамы, из которой невозможно вырезать куска для написания пейзажа. /.../

Примечания:

Аделаида Семеновна Симонович (1844-1933) - мать Н.Я. и бабушка М.В. Педагог; основоположница (совместно с Я.М. Симоновичем, 1840-1883) теории и практики русской дошкольной педагогики; оба - «шестидесятники», последователи Герцена, который и «благословил» их на реальную бескорыстную деятельность в России. А.С. и ее муж (врач и педагог) организовали в Петербурге первый русский детский сад (1866); издавали журнал «Детский сад», где печатали свои и переводные статьи. А.С. вела «элементарную школу» - несколько лет в Тифлисе, затем снова в Петербурге; воспитала плеяду последователей. В трудовой семье Симоновичей, где было 6 своих детей, воспитывались Валентин Серов (племянник А.С.) и сирота Ольга Трубникова (ставшая впоследствии его женой; и она, и все сестры Симонович служили Серову моделями - «Девушка, освещенная солнцем» [ГТГ] и «Портрет М.Я. Львовой» [Орсэ, Париж], «Н.Я. Дервиз с ребенком» [ГТГ] и др.). После замужества дочери Нади и приобретения ее мужем Вл. фон Дервизом имения Домотканова (1886) А.С. жила там с младшими детьми; долгие годы возглавляла построенную Вл. Дм. школу, где учила крестьянских детей (многие из них стали сельскими учителями). После Гражданской, совсем слепая, жила в Сергиеве (Загорске) в семье внучки - М.В. Фаворской и помогала воспитывать правнуков.

Ник. Борис. - Николай Борисович Розенфельд (1886-1936/?) - художник, друг В.А., иллюстратор; учился вместе с В.А. в Мюнхене, переводил вместе с ним в 1910-х гг. книги по искусству (А. Гильдебрандта и К. Фолля); работал в 1912-1913 годах с Фаворским и Истоминым над росписями в доме В.С. Шервуда. После революции Н.Б., до того живший с семьей очень бедно, принял помощь своего брата - Л.Б. Каменева, одного из большевистских вождей (и помог В.А., когда тот погибал от тифа в 1920). Оформлял книги издательства Асаdemia. Был арестован в 1935 (вслед за братом, который затем, после знаменитого «процесса 36-го года», - расстрелян). Н.Б. взят по т. н. «кремлевскому делу» вместе с женой и сыном (расстреляны в 1937-м). Сам Н.Б. сгинул в застенках НКВД; никаких свидетельств о нем и документов после 35-го, а также следов его работ до сих пор обнаружить не удалось.

И.С. к Н.Я. и Адриану в Домотканово

Ноябрь 1916

Ты маме не говори, а то она будет браниться. Я опять в туманную лунную ночь ездил на Чудище, на паровозе. Я стоял впереди около самого его сердца, и сердце иногда вдруг начинало сильно и часто стучать. Это когда колеса не брали и вращались на месте. Впереди показалось разноцветное созвездие станции, и чудище стало между многими путями выбирать себе путь.Никогда так весело не ездил на поезде - то с товарищами, то с меринами, едем очень хозяйственно, собираемся сделать где-нибудь на долгой остановке выводку лошадей, т. е. вывести из вагонов всех 200 лошадей своих. Сегодня зарезали корову - с нами идет вагон наших красавцев быков. Пассажирское движение теперь нашими военными поездами очень забито, поэтому начальник эшелона, как офицер - хозяин поезда, иногда позволяет ехать в нашем поезде военным, а иногда и частным. Благодаря моей ночной поездке на паровозе я открыл некоторую ошибку в нашем маршруте - начальник эшелона нашего думал брать фураж (овса) на некоторой станции - оказалось, что через нее мы не поедем. Когда я ему это доложил, он хотел послать другого, но я вызвался пойти, и забавно, по дороге на станцию мне предлагали сено: «Да вы бы взяли», но я отказался, говоря, что нам нужен овес. На станции у коменданта, благодаря разговорчивому настроению, я узнал все что надо и не надо, но интересно. И прежде всего справился, когда отходит наш эшелон, и узнал, что паровоз подан и уходит через 20 минут, но появилась карта будущих действий, за которой я и просидел 23 минуты, и мой поезд ушел. Но кончилось все отлично: я сел в следующий за нашим чужой эшелон, сначала в лошадиный вагон, где была матка с жеребенком и серая большая лошадь, освещенная утром, а потом ехал в мягком вагоне с начальником чужим эшелона и доктором, интересно говорившим. А кончилось тем, что догнал, пройдя пешком версты две, свой ушедший вперед поезд, тихо шедший по закруглениям, т. е. правильнее встретил его, идя навстречу через вспаханные поля кукурузы.

Оказывается, солдаты 2‑го взвода обо мне скучали и приглашали к себе есть яблоки, которые им удалось раздобыть из разбившегося в пути ящика. Вчера покупали яблоки и устроили игру: отходя все дальше, я бросал яблоки товарищу в окно вагона, и старуха продавщица просила еще купить: «уж очень хорошо смотреть, как Вы бросаете».

Удивительно! Там, где купались в военном госпитале, канцелярист (местный черный житель) сует свой адрес, просит писать и говорит, что ответит сам теплым чувством. Сейчас зашел из театра в кофейню, куда несколько раз заходил. Старая красивая еврейка, прощаясь, с заблестевшими глазами, желала мне счастливо вернуться в семью, и со всеми сидевшими, один горбатый старый, ласково прощались.

Должно быть, на самую нужную пружину война нажимает и ждет только команды «е-е-ездовые - садись».

Успею еще поцеловать вас.

Примечания:

Адриан Иванович Ефимов (1907-2000) - сын Н.Я. и И.С. Известный ученый, геолог, один из первых исследователей гидрогеологических условий и вечной мерзлоты Якутии. Во время Великой Отечественной войны (с 1941 по 1943) был командирован в расположение Забайкальского фронта для выбора и инженерно-геологического обследования площадок под строительство военных аэродромов и крупных технических объектов. Биограф, а также хранитель творческого - художественного и литературного - наследия своих родителей. Много сделал в его изучении, систематизации и подготовке различных изданий и публикаций. Ему же во многом принадлежит заслуга организации музея В.А. Серова в Домотканове и исследования исторических и культурологических связей всех домоткановцев.

М.В. Фаворская (Дервиз). Автопортрет с мужем. 1913

Н.Я. Симонович-Ефимова. Портрет И.С. Ефимова. 1917

Письмо Н.Я. Симонович-Ефимовой к И.С. Ефимову. 1917

Благодарим Елену Борисовну Мурину за специально написанный для Культпро текст и Ивана Дмитиревича Шаховского за помощь в публикации фрагмента.

Кому посвящено стихотворение про рассеянного с улицы Бассейной и другие знакомые всем с детства строчки Маршака

3 ноября исполняется 130 лет со дня рождения автора наших любимых стихов — Самуила Яковлевича Маршака

Веселые строчки Самуила Маршака про ужасно рассеянного человека знакомы каждому, кто вырос в нашей стране. Уже которое поколение детей смеется над приключениями чудака, который сел в отцепленный вагон, надеясь добраться до места назначения и не веря, что он по-прежнему находится в городе Ленинграде. По этому стихотворению снят смешной мультфильм.

И вряд ли кому-то приходит в голову, что Маршак написал эти стихи, имея в виду реального человека — профессора МГУ, довольно известного специалиста-химика. Он был настолько рассеянным, что нередко путал собственные имя и фамилию, в задумчивости переставлял слова местами или вовсе произносил непонятные фразы. Окружающих это, естественно, веселило.

Да и сам Самуил Маршак отличался феноменальной рассеянностью, так что, по утверждению его близких, в образе Рассеянного с улицы Бассейной прослеживаются и черты автора. Например, своей знакомой, Полине Бороздиной , Маршак однажды, в 1960 году, прислал открытку, которую датировал 1930-м.

«Мистер Твистер»

В 1933 году Маршак написал сатирическую поэму «Мистер Твистер », в которой высмеивал расизм и расистов. Американский богач - «владелец заводов, газет, пароходов» - Мистер Твистер приезжает в СССР вместе с женой и дочерью Сюзи . Он заранее позаботился о том, чтобы ни на пароходе, на котором он плывет с семейством, ни в ленинградской гостинице, где они собираются остановиться, не было людей с другим цветом кожи - «негров, малайцев и прочего сброда».

Однако в гостинице он обнаруживает чернокожего постояльца. О ужас! Твистер срочно отменяет бронирование и ищет другую гостиницу, но мест нигде нет — все занято делегатами съезда. Твистеру и его дамам приходится ночевать в коридоре. Когда чернокожие дети его пожалели, один из служащих гостиницы расставил все по местам одной фразой: «Очень гордится он белою кожей — вот и ночует на стуле в прихожей!»

Маршак решил написать эту поэму после того, как его знакомый академик, Дмитрий Мушкетов , рассказал ему поучительную историю об американце, приехавшем в Ленинград. Спесивый турист наотрез отказался жить в одной гостинице с чернокожими и в результате не нашел ночлега, несмотря на все свои деньги. Об этом Маршак писал в одном из писем.

Автор несколько раз переписывал поэму. Поначалу «бывший министр» назывался «мистер Блистер », потом - «мистер Пристер ». Пробовал Маршак и совсем другой вариант — называл своего героя «бизнесмен Порк ». Машина, на которой американский турист передвигался по Ленинграду, в разных редакциях менялась — то это был отечественный ЗИС, то иностранный «линкольн».

Маршак вначале написал в поэме, что после скандала в «Англетере», где Твистер заметил чернокожего, швейцар гостиницы позвонил швейцарам других ленинградских отелей и подговорил их не пускать спесивого иностранца под предлогом отсутствия мест. Вырезать этот кусок его уговорили редакторы — они опасались, что в нашу страну перестанут ездить иностранные туристы, узнав, что вот так, с помощью нескольких телефонных звонков, им могут объявить бойкот швейцары.

Стихи получились веселыми, звонкими, нарядными, хорошо запоминающиеся строчки сразу полюбили и дети, и взрослые. При этом известно, что Маршак, прежде чем получить тот звуковой ряд, который удовлетворил его самого, написал не менее десяти вариантов. Даже после того как поэму напечатали, Самуил Яковлевич многократно возвращался к своему произведению, снова и снова находя более точную рифму, более остроумную метафору, более точное сравнение.

«Усатый-полосатый»

В этом стихотворении таится необъяснимая прелесть для детей разных поколений. То ли их так завораживает игра со словом — Маршак чередует стихотворные строчки и прозу, то ли малышам приятно ощущать себя большими и умными по сравнению с маленьким глупым котенком, то ли их просто смешит история про маленькую хозяйку маленького кота...

А родилось это стихотворение благодаря сыну поэта — Яше . Двухлетний мальчик просил папу почитать книжку. Маршак перебрал несколько детских книжек, но ни одна из них ребенка не увлекла.

Тогда отец начал ему рассказывать сказку про котенка, сочиняя на ходу — сначала в прозе, а затем, незаметно для самого себя, строчки начали складываться в стихи. Маленький Яша пришел в восторг и просил папу повторить сказку снова и снова. Так на свет появилась знаменитая книжка «Усатый-полосатый».

«Веселые чижи»

Простая веселая история про «сорок четыре чижа», каждый из которых занят своим делом - «Чиж — судомойка, Чиж — поломойка, Чиж - огородник, Чиж — водовоз», запоминается с первого раза, настолько у стихотворения простой и четкий ритм и простые слова. Это стихотворение Маршак написал вместе с Даниилом Хармсом. Первые строчки придумал Хармс: «Жили в квартире 44 сорок четыре веселых чижа». Потом рассказывается о том, как чижи занимались хозяйством, отдыхали, музицировали... Незаметно было написано довольно много куплетов. Пришла пора завершать стихотворение — и соавторы принялись укладывать спать своих героев. Чижи улеглись кто куда — на кровати, на диване, на корзине, на скамье...

Казалось бы, можно отдохнуть: поэты устали, выкурили множество папирос, исписали гору черновиков... Но тут Хармс вошел к Маршаку и прошептал: «Лежа в постели, дружно свистели сорок четыре веселых чижа...» И Маршаку стало ясно: на этом стихотворение не закончено! Веселые чижи не угомонились — они должны еще посвистеть. И соавторы дописали забавную концовку.

Веселые стихи Маршака и сегодня доставляют огромное удовольствие маленьким детям и читателям постарше — ведь они написаны по-настоящему веселым и добрым человеком, который очень любил детей.

В 2017 году исполняется 130 лет со дня рождения Самуила Яковлевича Маршака , замечательного поэта и переводчика, чьи стихи знакомы с самого раннего детства не одному поколению. Его любили и любят по всей России. На его сказках выросли миллионы детей.

Самуил Яковлевич родился в Воронеже 3 ноября 1887 года в еврейской семье. Фамилия Маршак передалась писателю от потомка, который был известным раввином и талмудистом. Детство писателя прошло под Воронежем, где он также посещал гимназию. В 1907 году он начал печататься. Первая детская книжка стихов Маршака называлась "Дом, который построил Джек". В ней были переводы веселых английских народных песенок. Потом появились и другие книги Маршака со стихами и сказками, мгновенно завоевавшие любовь маленьких читателей: "Детки в клетке", "Пожар", "Сказка о глупом мышонке" (1923 г.), "Цирк", "Мороженое", "Вчера и сегодня" (1925 г.), "Багаж" (1926 г.), "Пудель", "Почта" (1927 г.), "Вот какой рассеянный" (1930 г.) и др.

За свою биографию Самуил Маршак сочинил множество произведений для детей: песни, загадки, сказки и присказки, пьесы для детского театра, которые были переведены на многие языки. В своих произведениях он учил ребят радоваться красоте поэтического слова. Показывал, что стихами можно рассказывать занимательные и поучительные истории. Его стихи забавные и серьезные: они учат, воспитывают и развлекают. Наравне с детскими стихами Маршак трудился над серьёзными произведениями: сборники «Избранная лирика» и «Лирические эпиграммы», политические памфлеты. В 1960 году вышла в свет автобиографическая повесть Маршака под названием «В начале жизни», а годом позже вышел сборник статей «Воспитание словом».

До последнего дня своей жизни Самуил Яковлевич Маршак не расставался с пером и бумагой. Писатель получил несколько премий, наград, орденов за свое творчество, среди которых Ленинская и Сталинская премии. Он скончался 4 июня 1964 года и был похоронен на Новодевичьем кладбище в Москве. В 2015 году в Воронеже, на родине писателя, был установлен памятник Маршаку.

В этом году Воронежская областная детская библиотека приглашает принять участие в международной акции «V День поэзии С.Я. Маршака в детских библиотеках» . Дата проведения международной акции – 27 октября 2017 года – приурочена к 130-летию со дня рождения С.Я. Маршака. Подробнее узнать об акции и условиях участия в ней вы можете